Скромная японская семейка сжилась с христианством и сдружилась с иностранцами, охотно заказывавшими у шустрого портняжки пиджаки и платья, делового кроя и на выход, обеспечивая достаток его жены и быстроногого сыночка, с лёгкой руки матери получившего прозвище «H» (Эйч), из-за латинской буквы имени, которую она вышила, украсив его свитерок.
Веселуха кончилась, когда, почуяв ветер войны, поспешно свернув дела, умотали домой европейцы с американцами, оставляя своего японского приятеля среди воспалённых фанатизмом соотечественников, готовых припомнить ему все грехи и прегрешения, подозревая в измене, потому, что тот был не с теми, кто теперь им враг, а не друг.
Разительные перемены повергают в смятение десятилетнего Хайме, не готового принять новые реалии, не способного лгать и подстраиваться, чего требует его отец, внушающей жене и сыну необходимость маскировки для выживания, пряча суть и заменяя её имитацией, при этом, не изменяя совести, которая не позволяет им опускаться до предательства, отчего бывает больно старшим, но младшему намного больней.
Вроде бы главным героем объявлен малец, но смысловую нить держат при себе родители, вкладывая в сына ум, чтобы тому не пришлось расплачиваться за откровения, вступая в предметный диалог с ребёнком, раздираемого страхами и сомнениями, дерзновенно вставая за правду, также честно поддаваясь слабости, как и твёрдо избавляясь ото лжи.
Немолодой режиссёр педантично воспроизводит на экране письменные главы литературно исходника Карра Сено, листая странички жизни ребёнка, наполненные переломными событиями в жизни его семьи, в равной степени, переламывающие детский взгляд на представление о мире и своей стране, ввергнутой в кровопролитие соотечественников, разделённых взглядом на правду и истину, о котором он часто спорит с непременно спокойным отцом.
Сброшюрованные странички сюжета становятся собранием философских и нравственных максим, выраженных в опытах самого Хайме, его родителей, соседей и друзей, перенесённых в военное измерение ценностей, изменяющего обычный распорядок дня, но не отменяющего абсолюта человечности, сохранённой в неприкосновенности вопреки приказу, под крики «Банзай!» посылающего Родину на смерть.
Несмотря на маленького героя, кино не мельчит, выдвигая вперед попеременно разных людей, по-всякому справляющихся со сваливающимися на них бедами, открывая пути сохранения неприкосновенности собственного лица, иногда даже ценой потери собственной жизни отказываясь подчиняться правилу власти, душащей людей лозунгом «Право оно или нет, но это твоё отечество», противопоставляя личный гуманизм массовому бесчестию, материализуясь в образах жизнерадостного полуподпольщика, сыгранного небезызвестным Шуном Огури и печальным «мужчиной в юбке», представленным в выражении немой боли Тайти Саотомэ. Роман о взрослении или повесть о выживании — здесь мудрость истории, укрепляющей дух.
. Некоторое влияние, как мне кажется, оказал этот фильм и на С.Спилберга и его "Список Шиндлера". А в целом, это незаслуженно забытый шедевр эпохи "золотых шестидесятых" в европейском кино.
