Честно говоря, проявляя определенный интерес (исследовательский, но не идейный) к истории национал-социализма и его современным субкультурным воплощениям, не мог пройти мимо фильма «Россия 88». Те, кто будут смотреть «Россию 88», уже также наверняка «подкованы» либо исторически, либо идейно (фильм, кстати, могут смотреть радикалы всех мастей, как левые, так и правые, и даже зеленые, если последние достаточно радикальны, чтобы устраивать акции прямого действия и летом организовывать летние лагеря для обмена опытом). И уж точно аудитория фильма подготовлена его культовым предшественником «Romper Stomper»; и именно здесь скрывается подвох или, если угодно, интрига – повторит ли российский аналог поистине шедеврального австралийца его успех хотя бы отчасти. В этом – и главная интрига фильма, и ловушка, в которой оказался режиссер, так как последний, кажется, поставил перед собой цель «догнать и перегнать».
Оружием такой гонки кинематографических вооружений стал практически беспроигрышный прием, опробованный в свое время А. Невзоровым в «Чистилище», натуралистичность которого привела к тому, что по центральному ТВ его показатели один-единственный раз. Ту же чашу, казалось бы, предстояло испить и «России 88». Однако не тут-то было: скандал, связанный с намерением запретить фильм по причине «экстремистскости», лишь прибавил тому популярности и выглядел вполне продуманной PR-акцией.
Стилизация фильма под документальный входит в противоречие с сюжетом фильма в тот момент, когда сестра главного героя лидера банды наци-скинов по кличке «Штык» начинает встречаться с «кавказцем». Здесь создатель фильма пытается увести зрителя от малейшей доли сочувствия герою-«отморозку». Потому-то поклонник его сестры – это не тот стереотипный кавказец, который учится на престижной специальности в московском вузе и гоняет, не соблюдая правила дорожного движения, на иномарке, а обычный (хочется сказать -- «советский») работяга с Черкизовского рынка, средство передвижения которого – убогий мопед. Такая связь в глазах зрителя должна представляться чем-то чистым и возвышенным, и потому драматический конец фильма, полностью согласующийся с шекспировской трагедией «Ромео и Джульетта», призван убедить зрителя в том, что в мире ненависти любовь неизбежно гибнет, а у ненависти нет ни друзей, ни единомышленников – никого, и ее конец – это абсолютная пустота, безысходность и одиночество.
Если предположить другой финал фильма, короче минут на 10-15, на том моменте, когда соратники Штыка обвиняют его в гибели руководителя их военно-патриотического кружка и оставляют его в одиночестве. Такая концовка открывала возможность для сочувствия тем, кого по версии создателя фильма следовало лишь ненавидеть.
Повествование строится силами видеокамеры еврея-полукровки, мелодией вызова его мобильника служит гимн НСДАП «Die Fahne Hoch». (Вспоминаются строки Игоря Губермана «Еврей в России больше, чем еврей, поскольку он еще антисемит».) Его приверженность нацизму скорее эстетическая, вернее сказать -- эстетико-невротическая. Он представляется эдаким наци-Нарциссом, глубоко пораженным Эдиповым комплексом. Это второй тип наци, который выведен в фильме; и если первый – бритоголовый ПТУшник-неудачник, сидящий у родителей на шее, то второй – невротический эстет, хрестоматийный образ которого мы можем найти у З. Фрейда, В. Райха, Э. Фромма и многих других.
Очень субъективный вывод:
1) Переплюнуть «Romper Stomper» не удалось
2) Проект «Документальность и реалистичность» провалился
3) Смотреть? Можно, но не больше одного раза, в чисто ознакомительных целях.
P/S Тема противостояния с антифа не раскрыта, поэтому мне показалось очевидной заказухой иначе автору пришлось бы занимать чью-нибудь сторону, что уже пахло бы неполиткорректностью.