Сегодня я расскажу вам о фильме-изгое - о белорусской картине от самого известного белорусского режиссёра, которую вы не купите в Белоруссии, и не купите в России, и не закажете через Интернет.
Несколько лет я безуспешно искал это кино, и нашёл лишь благодаря помощи Володи Пинаева, обнаружившего одну-единственную раздачу в каком-то медвежьем виртуальном углу.
Это по-настоящему страшное кино.

Не "Божественная комедия", оно тем не менее повествует о сошествии человека в Ад.
Это фильм-притча, хотя от притчи вроде как ничего и нет, поскольку снято оно в реалистичной манере и декорации будничны - вот производственные коридоры, вот тусклый свет, вот электрички, полные угрюмых людей.
И вот главный герой - образцовый, "настоящий советский железный человек" Николай Кузнецов (В. Гостюхин). Человек долга и чести, орденоносец, фронтовик, рабочий, коммунист, муж, отец... Человек-скала, человек-глыба... Освобождавший Европу, поднимавший страну...
И он же - словно гонимый ветром оторванный от дерева листок.
Он - обвиняемый.
Он - обвиняющий.
Оправдывающийся и не могущий оправдаться.
Лишь на какой-то миг, в самом начале фильма появится герой Приёмыхова, чтобы бросить в лицо Кузнецову, бывшему после войны начальником охраны лагеря, слова обвинения: - "Ты помнишь, падла, как ты безоружных людей расстреливал!?"
Он появится и исчезнет, а слова останутся, будут гудеть колоколом, и мир, выстроенный на вере, жизнь, выстроенная на вере, рухнут - один человек примет на себя груз целой эпохи, взвалит на себя неподъемную ношу - ответственность за тысячные жертвы, за глобальные исторические изломы, за всё.
Что это? Совесть?
Но он ни в чем не виновен, он объективно невиновен, откуда же эта маета, эта невытравляемая русская манера винить себя во все бедах мира?
Отчего само "Я" главного героя расползается в кашу, и не остается ничего, ничего?
"Легче надо жить, легче!" - восклицает другой персонаж (блестящая игра Филиппенко!).
- " Что мы - подлецы какие? - нет! - а ведь приходилось и уступать и всё!.." - они "железные", но они и "живые"...
"Я себя вспомнить не могу! Только по фотографиям!.. А какие чувства, желания - ничего!" - они "победители", прошагавшие полмира, согнувшие в бараний рог всех мыслимых врагов - и наградой им пустота и безысходность.

"Поэтому легче надо жить, легче!" - ибо что еще остается и как по-другому?
Юрка Петров, "парень что надо, русская душа, никогда не продаст"!
"Брось ты эту муру, Коля!"
"Я ведь поначалу тоже пробовал правду искать, понаставил себе шишек! Потом сказал себе - стоп, хватит! Пока трещины нет - отбой!"
Нет здесь места вере - время верить прошло! Вот Петров смотрит насмешливо на фронтового своего друга: - "За что люблю русских людей - за душевность! Вот на таких душевных людях до-олго еще будут пахать! И много!"..
"Ни хрена ты Юра, не понял... Ни хрена"...
Как ясна была картина мира до того злополучного майского дня!.. Что же произошло? Расстрел взбунтовавшихся по случаю смерти вождя заключенных состоялся тринадцать лет назад, но их призраки Кузнецова по ночам не мучили, и вдруг - "всё развалилось к едрене-фене"!
Мир изменился стремительно, он изменился столь быстро, что вопрос о том, был ли он другим, был ли он "правильным" хоть когда-нибудь, встал перед Кузнецовым в полный рост.
"Дети мерзавцы, хоть и пионеры!"..
"Ну я пришёл - Во! Во! (герой Ульянова показывает поперёк груди, имея в виду орденские планки), а они хихикают! А они хихикают!"..
"Мы стольких ребят положили! А что получили?"..
Возможно ли признать, что вся твоя жизнь была кровавой бессмыслицей? Что друг Лёшка, с которым был "в одной связке", погиб зря – «Я спрашиваю, кто победители?! Кто победители?!» Признать, что ты - преступник, что ты палач? Можно ли, признав это, жить дальше?
Ну, в общем, можно.
Бывший начальник (Михал Ульянов) живёт - выращивает цветочки, и огурчики, и помидорчики.
И всё понимает.
"Сколько же мы народу перепортили, Коля! Сколько же мы народу искалечили!"
Отчаяние хорошего хозяйственника, который убивается об убытках и плачется, что продешевил.

"Зачем же мы столько лет грех-то на душу брали? Что, ради этой пенсии жалкой что ли, ради этих копеек?!"
Кузнецов спускается по адовым кругам всё ниже - уже к середине фильма становится ясно, что добром его моральные метания не кончатся.
Он идет от одного старого сослуживца к другому, он слышит разное, но за этим разным чувствуется и нечто общее, озвученное Иваном Саввичем (Ульянов) – «мы с тобой мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути". Он стоит там до срока, отлаженный, смазанный, готовый снова поехать.
"Народ - стадо, и нечего его идеализировать! Завтра скомандуем им "смирно!" - и снова портреты понесут!" - это слова Пухова (Алексей Петренко), фанатика, верного пса царя грозного Иосифа.

"Не надо нас трогать. Мы сами всё знаем и понимаем... И гавкать не надо!.. Если кого и выпустили, так это мы выпустили, а не они сами! А то ведь... Можно и напомнить!" - а вот это уже Петров, который не фанатик, напротив, это говорит умный и грамотный русский человек, давно расставшийся со всеми иллюзиями страны победившего социализма. И тем не менее...
Кузнецов же плоть от их плоти.
«Объективно! – Мы продукт эпохи!»
И как бы яростно он не отрицал это, он тоже готов "напомнить".
"Быдло!" - вырывается у него словно помимо воли, когда 9-го мая, в праздник Победы, его, украшенного орденами ветерана, пытаются вывести с какой-то свадьбы, где он не пришелся ко столу со всеми своими наградами.
Нет, он не ошибался.
Не ошибался.
И он не позволит обессмыслить свою непростую жизнь. Потому что он Человек, и из него "винтика не сделаешь". "В стаде, конечно, теплей", но Кузнецов не из стада.
Смерть его будет нелепой и закономерной, и в ней будет что-то от смерти Христа, взошедшего на Голгофу за чужие грехи.
Несколько лет я безуспешно искал это кино, и нашёл лишь благодаря помощи Володи Пинаева, обнаружившего одну-единственную раздачу в каком-то медвежьем виртуальном углу.
Это по-настоящему страшное кино.
Не "Божественная комедия", оно тем не менее повествует о сошествии человека в Ад.
Это фильм-притча, хотя от притчи вроде как ничего и нет, поскольку снято оно в реалистичной манере и декорации будничны - вот производственные коридоры, вот тусклый свет, вот электрички, полные угрюмых людей.
И вот главный герой - образцовый, "настоящий советский железный человек" Николай Кузнецов (В. Гостюхин). Человек долга и чести, орденоносец, фронтовик, рабочий, коммунист, муж, отец... Человек-скала, человек-глыба... Освобождавший Европу, поднимавший страну...
И он же - словно гонимый ветром оторванный от дерева листок.
Он - обвиняемый.
Он - обвиняющий.
Оправдывающийся и не могущий оправдаться.
Лишь на какой-то миг, в самом начале фильма появится герой Приёмыхова, чтобы бросить в лицо Кузнецову, бывшему после войны начальником охраны лагеря, слова обвинения: - "Ты помнишь, падла, как ты безоружных людей расстреливал!?"
Он появится и исчезнет, а слова останутся, будут гудеть колоколом, и мир, выстроенный на вере, жизнь, выстроенная на вере, рухнут - один человек примет на себя груз целой эпохи, взвалит на себя неподъемную ношу - ответственность за тысячные жертвы, за глобальные исторические изломы, за всё.
Что это? Совесть?
Но он ни в чем не виновен, он объективно невиновен, откуда же эта маета, эта невытравляемая русская манера винить себя во все бедах мира?
Отчего само "Я" главного героя расползается в кашу, и не остается ничего, ничего?
"Легче надо жить, легче!" - восклицает другой персонаж (блестящая игра Филиппенко!).
- " Что мы - подлецы какие? - нет! - а ведь приходилось и уступать и всё!.." - они "железные", но они и "живые"...
"Я себя вспомнить не могу! Только по фотографиям!.. А какие чувства, желания - ничего!" - они "победители", прошагавшие полмира, согнувшие в бараний рог всех мыслимых врагов - и наградой им пустота и безысходность.
"Поэтому легче надо жить, легче!" - ибо что еще остается и как по-другому?
Юрка Петров, "парень что надо, русская душа, никогда не продаст"!
"Брось ты эту муру, Коля!"
"Я ведь поначалу тоже пробовал правду искать, понаставил себе шишек! Потом сказал себе - стоп, хватит! Пока трещины нет - отбой!"
Нет здесь места вере - время верить прошло! Вот Петров смотрит насмешливо на фронтового своего друга: - "За что люблю русских людей - за душевность! Вот на таких душевных людях до-олго еще будут пахать! И много!"..
"Ни хрена ты Юра, не понял... Ни хрена"...
Как ясна была картина мира до того злополучного майского дня!.. Что же произошло? Расстрел взбунтовавшихся по случаю смерти вождя заключенных состоялся тринадцать лет назад, но их призраки Кузнецова по ночам не мучили, и вдруг - "всё развалилось к едрене-фене"!
Мир изменился стремительно, он изменился столь быстро, что вопрос о том, был ли он другим, был ли он "правильным" хоть когда-нибудь, встал перед Кузнецовым в полный рост.
"Дети мерзавцы, хоть и пионеры!"..
"Ну я пришёл - Во! Во! (герой Ульянова показывает поперёк груди, имея в виду орденские планки), а они хихикают! А они хихикают!"..
"Мы стольких ребят положили! А что получили?"..
Возможно ли признать, что вся твоя жизнь была кровавой бессмыслицей? Что друг Лёшка, с которым был "в одной связке", погиб зря – «Я спрашиваю, кто победители?! Кто победители?!» Признать, что ты - преступник, что ты палач? Можно ли, признав это, жить дальше?
Ну, в общем, можно.
Бывший начальник (Михал Ульянов) живёт - выращивает цветочки, и огурчики, и помидорчики.
И всё понимает.
"Сколько же мы народу перепортили, Коля! Сколько же мы народу искалечили!"
Отчаяние хорошего хозяйственника, который убивается об убытках и плачется, что продешевил.
"Зачем же мы столько лет грех-то на душу брали? Что, ради этой пенсии жалкой что ли, ради этих копеек?!"
Кузнецов спускается по адовым кругам всё ниже - уже к середине фильма становится ясно, что добром его моральные метания не кончатся.
Он идет от одного старого сослуживца к другому, он слышит разное, но за этим разным чувствуется и нечто общее, озвученное Иваном Саввичем (Ульянов) – «мы с тобой мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути". Он стоит там до срока, отлаженный, смазанный, готовый снова поехать.
"Народ - стадо, и нечего его идеализировать! Завтра скомандуем им "смирно!" - и снова портреты понесут!" - это слова Пухова (Алексей Петренко), фанатика, верного пса царя грозного Иосифа.
"Не надо нас трогать. Мы сами всё знаем и понимаем... И гавкать не надо!.. Если кого и выпустили, так это мы выпустили, а не они сами! А то ведь... Можно и напомнить!" - а вот это уже Петров, который не фанатик, напротив, это говорит умный и грамотный русский человек, давно расставшийся со всеми иллюзиями страны победившего социализма. И тем не менее...
Кузнецов же плоть от их плоти.
«Объективно! – Мы продукт эпохи!»
И как бы яростно он не отрицал это, он тоже готов "напомнить".
"Быдло!" - вырывается у него словно помимо воли, когда 9-го мая, в праздник Победы, его, украшенного орденами ветерана, пытаются вывести с какой-то свадьбы, где он не пришелся ко столу со всеми своими наградами.
Нет, он не ошибался.
Не ошибался.
И он не позволит обессмыслить свою непростую жизнь. Потому что он Человек, и из него "винтика не сделаешь". "В стаде, конечно, теплей", но Кузнецов не из стада.
Смерть его будет нелепой и закономерной, и в ней будет что-то от смерти Христа, взошедшего на Голгофу за чужие грехи.