Заметил странную особенность – очень сложно пересматривать фильмы Спилберга. Точнее – не сложно, а просто не хочется. Точнее – хочется вроде, но как сядешь смотреть, удовольствие стремится к нолю.
Если как следует задуматься, у Спилберга, например, в фильмах почти нет кадров, которые навсегда врезаются в память. Мальчик на велосипеде, летящий на фоне луны, стал таковым скорее благодаря многочисленным пародиям. Да. Прикольный кадр, но не торкает особо. Форрест Гамп, танцующий перед Элвисом. Поднятый палец тонущего в расплавленном металле Терминатора. Рипли, появляющаяся из-за раскрытой двери в роботе-погрузчике. Майкл Джей Фокс, зажигающий рок-н-ролл глубоко в прошлом. Роняющая автомат Джейми Ли Кертис. Да тот же Лео на носу корабля с раскинутыми руками.
Я специально взял сцены из фильмов еще двух мастандотов Голливуда, работающих более-менее в смежных жанрах и примерно одного поколения – Кэмерона и Земекиса (Лукаса, надеюсь, режиссером никто не считает?)
У Спилберга таких сцен практически нет. Которые бы стали отдельным самодостаточным произведением, и которые можно пересматривать бесконечно, и которые каждый раз вызывают либо смех либо слезы. Кроме шуток, знал здорового мужика еще в 90-ые, почти бандита. Каждый раз на сцене тонущего Шварца плакал! У Спилбрега тоже случается слезодавка. Но слишком она всегда расчетливая, а потому не настоящая.
В фильмах Спилберга практически нет классных диалогов и фраз, которые потом становятся цитатами и начинают жить отдельно от фильма. Аста ла виста, бейби. I’ll be back. Беги, Форрест, беги.
У Спилберга крайне мало, почти что и нету персонажей, которые, что называется, больше чем жизнь, постеры которых хочется вешать на стену. Уже надоели Кэмерон и Земекис? Давайте возьмем тех, что помоложе. Кто там у нас? Вербински с Пиратами: Джэк Воробей и Джеффри Раш. Джокер из последнего Бэтмена. Почему так? А у Стивена они не живые. Они – функции в истории талантливого сказочника. Их роль подчиненная, номер шестнадцатый, а место в буфете. История держится не вокруг конкретного человека, а вокруг чего-то другого, чаще всего – идеи, а потому нет в его фильмах лица Сары Коннор, видящей выходящий из лифта ее ночной кошмар, нет взгляда смертельного усталого Джона Рэмбо. Нет Рутгера Хауера, выпускающего из ладони голубя.
Фильмы Спилберга строятся строго и исключительно на сюжете. Всегда – линейном. Из пункта А в пункт Б на американских горках. Да цепляет, иногда крепко. Постоянно в напряжении, интересно, чем кончится, и все такое прочее. Даже переживаешь местами. Но если сюжет уже знаешь – все. Как отрезало. Два раза можно посмотреть только Индиану Джонса, но на три не тянет даже он.
Кстати Индиана был единственным исключением из этих правил. Самый неспилберговский фильм Спилберга. И он, как будто чувствуя это, взял и убил героя, чтобы уже больше никто. Никогда. Иных причин я не вижу – ведь не денег же он право хотел заработать. Не голодает, чай.
За каждым фильмом холодный расчет. Тут зритель должен засмеяться, тут – заплакать. Зритель смеется и плачет. Но зритель, если он не совсем туп, не любит, когда им так цинично манипулируют. Потому смеется и плачет он два раза. Первый, он же – последний. Зритель, пусть несознательно, но нутром понимает, что вот в этом конкретном фильме нет души. Где она? Спилберг ее знает. Точно не в фильме. Быть может, он ее продал кому. Кто предложил деньги, славу и власть. Есть тут один – ходит, покупает.
Если как следует задуматься, у Спилберга, например, в фильмах почти нет кадров, которые навсегда врезаются в память. Мальчик на велосипеде, летящий на фоне луны, стал таковым скорее благодаря многочисленным пародиям. Да. Прикольный кадр, но не торкает особо. Форрест Гамп, танцующий перед Элвисом. Поднятый палец тонущего в расплавленном металле Терминатора. Рипли, появляющаяся из-за раскрытой двери в роботе-погрузчике. Майкл Джей Фокс, зажигающий рок-н-ролл глубоко в прошлом. Роняющая автомат Джейми Ли Кертис. Да тот же Лео на носу корабля с раскинутыми руками.
Я специально взял сцены из фильмов еще двух мастандотов Голливуда, работающих более-менее в смежных жанрах и примерно одного поколения – Кэмерона и Земекиса (Лукаса, надеюсь, режиссером никто не считает?)
У Спилберга таких сцен практически нет. Которые бы стали отдельным самодостаточным произведением, и которые можно пересматривать бесконечно, и которые каждый раз вызывают либо смех либо слезы. Кроме шуток, знал здорового мужика еще в 90-ые, почти бандита. Каждый раз на сцене тонущего Шварца плакал! У Спилбрега тоже случается слезодавка. Но слишком она всегда расчетливая, а потому не настоящая.
В фильмах Спилберга практически нет классных диалогов и фраз, которые потом становятся цитатами и начинают жить отдельно от фильма. Аста ла виста, бейби. I’ll be back. Беги, Форрест, беги.
У Спилберга крайне мало, почти что и нету персонажей, которые, что называется, больше чем жизнь, постеры которых хочется вешать на стену. Уже надоели Кэмерон и Земекис? Давайте возьмем тех, что помоложе. Кто там у нас? Вербински с Пиратами: Джэк Воробей и Джеффри Раш. Джокер из последнего Бэтмена. Почему так? А у Стивена они не живые. Они – функции в истории талантливого сказочника. Их роль подчиненная, номер шестнадцатый, а место в буфете. История держится не вокруг конкретного человека, а вокруг чего-то другого, чаще всего – идеи, а потому нет в его фильмах лица Сары Коннор, видящей выходящий из лифта ее ночной кошмар, нет взгляда смертельного усталого Джона Рэмбо. Нет Рутгера Хауера, выпускающего из ладони голубя.
Фильмы Спилберга строятся строго и исключительно на сюжете. Всегда – линейном. Из пункта А в пункт Б на американских горках. Да цепляет, иногда крепко. Постоянно в напряжении, интересно, чем кончится, и все такое прочее. Даже переживаешь местами. Но если сюжет уже знаешь – все. Как отрезало. Два раза можно посмотреть только Индиану Джонса, но на три не тянет даже он.
Кстати Индиана был единственным исключением из этих правил. Самый неспилберговский фильм Спилберга. И он, как будто чувствуя это, взял и убил героя, чтобы уже больше никто. Никогда. Иных причин я не вижу – ведь не денег же он право хотел заработать. Не голодает, чай.
За каждым фильмом холодный расчет. Тут зритель должен засмеяться, тут – заплакать. Зритель смеется и плачет. Но зритель, если он не совсем туп, не любит, когда им так цинично манипулируют. Потому смеется и плачет он два раза. Первый, он же – последний. Зритель, пусть несознательно, но нутром понимает, что вот в этом конкретном фильме нет души. Где она? Спилберг ее знает. Точно не в фильме. Быть может, он ее продал кому. Кто предложил деньги, славу и власть. Есть тут один – ходит, покупает.