Как известно, киноленту можно отматывать назад, можно смотреть с любого эпизода, можно убрать звук и посадить в зале тапёра, можно пустить пленку быстрее или остановить кадр... Еще можно пустить ленту "обратным ходом", чтобы кадр последний стал кадром первым.
Именно так, "задом наперед", "в обратном порядке", "от 80-ых к 50-ым", мне хочется ретроспективно просмотреть 4 варианта экранизации Теннесси Уильямса: "Стеклянный зверинец" (1987), "Ночь игуаны" (1964),"Кошка на раскаленной крыше" (1958), "Трамвай "Желание"" (1951).
"Стеклянный зверинец" (The Glass Menagerie), 1987 г., США, реж. Пол Ньюман, акт. Джоэнн Вудворт, Дж. Малкови и др.
Теннесси пишет "Стеклянный зверинец" в 1944 году. В подзаголовке пьесы стоит: "пьеса-воспоминание". Место действия - Америка, штат Миссури, город Сент-Луис. Время действия - 30 годы прошлого столетия. В момент написания - автору тридцать три года.
Стеклянный зверинец. Что сразу себе представляете вы? Прозрачные стены, за которыми живут звери? Стеклянных зверей? Возможность видеть происходящее за прозрачной перегородкой? Прозрачность того,что видишь?
Крошечный мирок, убогий закуток чьей-то жизни, который автор безжалостно выставляет на театральные подмостки, отделяя его от зрителя абсолютно прозрачной перегородкой. Да и есть ли она? Ведь автор, рассказчик, он же действующее лицо, хочет это прошлое забыть, вот таким странным способом: вспомнив его. Наверное, будь рассказчик художником, он бы это прошлое нарисовал. Четырьмя портретами. Но автор - поэт писатель, его воспоминания ходят перед нами по подмосткам. Четыре персонажа: мать, сын, дочь, гость.
Ах, эти тонкие южанки, сбегающие с гусарами телеграфистами, телефонистами... Обломки жизни матери - плот, на котором живет семья. Плот собран по веточке, по досочке, свит из пестрых ленточек, отголосков вальса, увядших букетов роз, и еще черте каких потерь и не осуществившихся желаний. Жить на таком плоту можно, но проще - умирать, потому, что подписка на "Спутник" никому, никому не нужна, а вы так нуждаетесь в жалких грошах от ее распространения! Боже мой, как все несправедливо. И вы обзваниваете своих клиенток, богатых, счастливых, тогда как вы... Хотя, именно вы должны были непременно быть богаты и счастливы, ведь вы были именно для этого рождены...
"Что с вами, Элла? Вы кажетесь сердитой. Потому что 7 утра. Я забыла, что вы не встаете раньше 9. Я забыла, что есть кто-то, кто может спать в такое время. Ладно, не могу сказать ничего кроме "сожалею". Так я могу? Что? Кто? Продлить подписку? Храни вас бог, Элла. Храни вас бог. Храни вас бог."
Если весело хлопотать, если заражать всех своими несбыточными желаниями, если выдергивать из сухостоя прошлого цветы для украшения сегодняшнего дня - то можно запросто, как герань на подоконнике, взрастить в душах близких тоску или раздражение, или, что еще хуже - желание забыть вас навсегда. Когда у вас ничего нет кроме прошлого, в которое верите только вы, можно попробовать придумать будущее. Если не себе, так своим детям, например, блестящее будущее сыну, который пока кропает какие-то стишки, но в будущем... О, в будущем...
Когда вы молоды, когда вы - поэт, а ваша жизнь проходит в обувном магазине, когда вдруг вы с ужасом понимаете, что возможно любите самый паршивый фильм больше, чем родную мать, сама собой появляется мысль: нужно бежать! Но вы медлите, потому, что Бог мой, сколько раз в мире жалость подменяла собой любовь... Где-то есть настоящая жизнь, вы это твердо знаете. Возможно, там убивают и лгут, но ведь и тут, в тихом болотце застоявшегося прошлого и скучной бедности - убивает и лжет даже оконная занавеска... Почему вы не уходите, не улетаете, не уползаете,черт возьми, если уж нет сил улететь?! Хлопнуть один раз дверью, или тихо эту дверь один раз прикрыть за собой - какая разница. Главное - навсегда. Право? О, что-что, а оно у вас есть: задохнуться или уйти. Уйти. Но есть еще тихая Лора, явно рожденная не для счастья...
Не все рождаются для счастья. Впрочем, несчастье тут тоже не мера. Есть серединное состояние: когда ты знаешь или догадываешься о многом, но никогда не рискнешь ради этого многого даже одним шагом. Чем раньше понимаешь это, тем больше умеешь прощать. Есть люди, которые могут жить только в хрупких конструкциях, они возводят вокруг себя тонкими нежными пальцами, ангельской кротостью, никому не нужной душевной тонкостью стеклянные баррикады. Не важно, что происходит вокруг таких людей они живут в своем хрупком мире, терпеливо ожидая, когда их разобьют одним легким движение руки, как стеклянного единорога. Или попробуют убить, отправив учиться на курсы машинописи. Они живут с покорностью жертвы, и с той же покорностью угасают. Иногда, на очень короткий миг, они рискуют чуть-чуть приоткрыть стеклянные двери и посмотреть, что там за ними. В такой короткий миг - жизнью бабочки-однодневки - они искупают все свои несуществующие грехи.
Есть несколько фильмов, снятых по пьесе Теннесси. Мы сейчас говорим о фильме Пола Ньюмана. Того самого, великолепно сыгравшего в "Кошке на раскаленной крыше". Того, кто лучше многих знал, какими видит Теннесси своих героев. Того, кто уловил главное - дух пьесы, дух времени, в котором жили герои.
Прекрасная игра Джоэнн Вудворт (жены Нюмана) достойная полученной фильмом премии фестиваля в Каннах. Прекрасная игра Джона Малковича, одного из моих любимых актеров, достойная памяти Теннесси.
Все, что очень любишь, легко критиковать, так как чувствуешь при этом себя комфортно: раз любишь - можно запросто. Что ж, скажу, что Малкович и Вудворт сыграли прекрасно. Но, настолько каждый из них хорош в своей роли, насколько каждый органично примерил на себя душу и ум своего героя, настолько в дуэте мать-сын чуть-чуть каждый был за себя. Чуть-чуть, едва-едва, на грани, на том расстоянии, на который талант позволяет себе "зону индивидуальности". И, опять же, это сугубо субъективно, лично мое ощущение.
Что касается двух других персонажей... Фильм удался. Что покрывает в любом случае лично мое видение Лоры, что она будет иной, ожидаемой мной, знакомой мне по тексту пьесы. Впрочем, Америка, 30-е годы, гордок Сент -Луис, экранная Лора - вполне оправдывает выбор Ньюмана. Странно было бы, если бы там материализовалась тургеневская барышня).
А гость, последний из четырех персонажей, выросший мальчик из юности Лоры, он вне стран и поколений. Ах, эти "звездные" мальчики, увиденные глазами школьницы-подростка, ах, эти не случившиеся герои... Случайный гость пройдет через стеклянный дом, разобьет стеклянную фигурку единорога и хрупкие надежды хромой девушки, и уйдет навсегда, проходной фигурой, случайной трещиной на стекле.
Как исчезают миры? Просто. Перестают быть. Еще звучат голоса, варится кофе, планируется жизнь, но время, спокойно и методично сметающее осколки цивилизаций, случайным дуновением задевает хрустального единорога и он, стеклянными лепестками, осыпается на пол.
Как исчезают маленькие мирки? Возможно, вот так:
- Довольно. Посмотри на себя. Нет, погоди, погоди, я кое-что забыла.
- Что?
- Пару улучшений. Когда я была девушкой, у нас были круглые штучки - подкладки. Мы звали их: "Приманки счастья".
- Я их не вставлю.
- Конечно же вставишь...
...
-
Сейчас подожди. Я тоже приведу себя в порядок. Тебя поразит вид твоей
матери. Лора, погляди на меня. Посмотри на меня тотчас же.
- О, мам! Какая ты красивая.
-
Я его часто носила, носила... Оно было все покрыто цветами. Но они
помялись, так что их пришлось снять. Несколько лет назад я танцевала
котильон в этом платье. Я дважды выиграла в конкурсе кейкуока на
Сансет-Хилл. Я его надевала на губернаторские танцы в Джексоне. Видела
бы ты свою мать! Видела бы как она кружила по комнате..."
Именно так, "задом наперед", "в обратном порядке", "от 80-ых к 50-ым", мне хочется ретроспективно просмотреть 4 варианта экранизации Теннесси Уильямса: "Стеклянный зверинец" (1987), "Ночь игуаны" (1964),"Кошка на раскаленной крыше" (1958), "Трамвай "Желание"" (1951).
"Стеклянный зверинец" (The Glass Menagerie), 1987 г., США, реж. Пол Ньюман, акт. Джоэнн Вудворт, Дж. Малкови и др.
Теннесси пишет "Стеклянный зверинец" в 1944 году. В подзаголовке пьесы стоит: "пьеса-воспоминание". Место действия - Америка, штат Миссури, город Сент-Луис. Время действия - 30 годы прошлого столетия. В момент написания - автору тридцать три года.
Стеклянный зверинец. Что сразу себе представляете вы? Прозрачные стены, за которыми живут звери? Стеклянных зверей? Возможность видеть происходящее за прозрачной перегородкой? Прозрачность того,что видишь?
Крошечный мирок, убогий закуток чьей-то жизни, который автор безжалостно выставляет на театральные подмостки, отделяя его от зрителя абсолютно прозрачной перегородкой. Да и есть ли она? Ведь автор, рассказчик, он же действующее лицо, хочет это прошлое забыть, вот таким странным способом: вспомнив его. Наверное, будь рассказчик художником, он бы это прошлое нарисовал. Четырьмя портретами. Но автор - поэт писатель, его воспоминания ходят перед нами по подмосткам. Четыре персонажа: мать, сын, дочь, гость.
Ах, эти тонкие южанки, сбегающие с гусарами телеграфистами, телефонистами... Обломки жизни матери - плот, на котором живет семья. Плот собран по веточке, по досочке, свит из пестрых ленточек, отголосков вальса, увядших букетов роз, и еще черте каких потерь и не осуществившихся желаний. Жить на таком плоту можно, но проще - умирать, потому, что подписка на "Спутник" никому, никому не нужна, а вы так нуждаетесь в жалких грошах от ее распространения! Боже мой, как все несправедливо. И вы обзваниваете своих клиенток, богатых, счастливых, тогда как вы... Хотя, именно вы должны были непременно быть богаты и счастливы, ведь вы были именно для этого рождены...
"Что с вами, Элла? Вы кажетесь сердитой. Потому что 7 утра. Я забыла, что вы не встаете раньше 9. Я забыла, что есть кто-то, кто может спать в такое время. Ладно, не могу сказать ничего кроме "сожалею". Так я могу? Что? Кто? Продлить подписку? Храни вас бог, Элла. Храни вас бог. Храни вас бог."
Если весело хлопотать, если заражать всех своими несбыточными желаниями, если выдергивать из сухостоя прошлого цветы для украшения сегодняшнего дня - то можно запросто, как герань на подоконнике, взрастить в душах близких тоску или раздражение, или, что еще хуже - желание забыть вас навсегда. Когда у вас ничего нет кроме прошлого, в которое верите только вы, можно попробовать придумать будущее. Если не себе, так своим детям, например, блестящее будущее сыну, который пока кропает какие-то стишки, но в будущем... О, в будущем...
Когда вы молоды, когда вы - поэт, а ваша жизнь проходит в обувном магазине, когда вдруг вы с ужасом понимаете, что возможно любите самый паршивый фильм больше, чем родную мать, сама собой появляется мысль: нужно бежать! Но вы медлите, потому, что Бог мой, сколько раз в мире жалость подменяла собой любовь... Где-то есть настоящая жизнь, вы это твердо знаете. Возможно, там убивают и лгут, но ведь и тут, в тихом болотце застоявшегося прошлого и скучной бедности - убивает и лжет даже оконная занавеска... Почему вы не уходите, не улетаете, не уползаете,черт возьми, если уж нет сил улететь?! Хлопнуть один раз дверью, или тихо эту дверь один раз прикрыть за собой - какая разница. Главное - навсегда. Право? О, что-что, а оно у вас есть: задохнуться или уйти. Уйти. Но есть еще тихая Лора, явно рожденная не для счастья...
Не все рождаются для счастья. Впрочем, несчастье тут тоже не мера. Есть серединное состояние: когда ты знаешь или догадываешься о многом, но никогда не рискнешь ради этого многого даже одним шагом. Чем раньше понимаешь это, тем больше умеешь прощать. Есть люди, которые могут жить только в хрупких конструкциях, они возводят вокруг себя тонкими нежными пальцами, ангельской кротостью, никому не нужной душевной тонкостью стеклянные баррикады. Не важно, что происходит вокруг таких людей они живут в своем хрупком мире, терпеливо ожидая, когда их разобьют одним легким движение руки, как стеклянного единорога. Или попробуют убить, отправив учиться на курсы машинописи. Они живут с покорностью жертвы, и с той же покорностью угасают. Иногда, на очень короткий миг, они рискуют чуть-чуть приоткрыть стеклянные двери и посмотреть, что там за ними. В такой короткий миг - жизнью бабочки-однодневки - они искупают все свои несуществующие грехи.
Есть несколько фильмов, снятых по пьесе Теннесси. Мы сейчас говорим о фильме Пола Ньюмана. Того самого, великолепно сыгравшего в "Кошке на раскаленной крыше". Того, кто лучше многих знал, какими видит Теннесси своих героев. Того, кто уловил главное - дух пьесы, дух времени, в котором жили герои.
Прекрасная игра Джоэнн Вудворт (жены Нюмана) достойная полученной фильмом премии фестиваля в Каннах. Прекрасная игра Джона Малковича, одного из моих любимых актеров, достойная памяти Теннесси.
Все, что очень любишь, легко критиковать, так как чувствуешь при этом себя комфортно: раз любишь - можно запросто. Что ж, скажу, что Малкович и Вудворт сыграли прекрасно. Но, настолько каждый из них хорош в своей роли, насколько каждый органично примерил на себя душу и ум своего героя, настолько в дуэте мать-сын чуть-чуть каждый был за себя. Чуть-чуть, едва-едва, на грани, на том расстоянии, на который талант позволяет себе "зону индивидуальности". И, опять же, это сугубо субъективно, лично мое ощущение.
Что касается двух других персонажей... Фильм удался. Что покрывает в любом случае лично мое видение Лоры, что она будет иной, ожидаемой мной, знакомой мне по тексту пьесы. Впрочем, Америка, 30-е годы, гордок Сент -Луис, экранная Лора - вполне оправдывает выбор Ньюмана. Странно было бы, если бы там материализовалась тургеневская барышня).
А гость, последний из четырех персонажей, выросший мальчик из юности Лоры, он вне стран и поколений. Ах, эти "звездные" мальчики, увиденные глазами школьницы-подростка, ах, эти не случившиеся герои... Случайный гость пройдет через стеклянный дом, разобьет стеклянную фигурку единорога и хрупкие надежды хромой девушки, и уйдет навсегда, проходной фигурой, случайной трещиной на стекле.
Как исчезают миры? Просто. Перестают быть. Еще звучат голоса, варится кофе, планируется жизнь, но время, спокойно и методично сметающее осколки цивилизаций, случайным дуновением задевает хрустального единорога и он, стеклянными лепестками, осыпается на пол.
Как исчезают маленькие мирки? Возможно, вот так:
- Довольно. Посмотри на себя. Нет, погоди, погоди, я кое-что забыла.
- Что?
- Пару улучшений. Когда я была девушкой, у нас были круглые штучки - подкладки. Мы звали их: "Приманки счастья".
- Я их не вставлю.
- Конечно же вставишь...
...
-
Сейчас подожди. Я тоже приведу себя в порядок. Тебя поразит вид твоей
матери. Лора, погляди на меня. Посмотри на меня тотчас же.
- О, мам! Какая ты красивая.
-
Я его часто носила, носила... Оно было все покрыто цветами. Но они
помялись, так что их пришлось снять. Несколько лет назад я танцевала
котильон в этом платье. Я дважды выиграла в конкурсе кейкуока на
Сансет-Хилл. Я его надевала на губернаторские танцы в Джексоне. Видела
бы ты свою мать! Видела бы как она кружила по комнате..."