Из первого слова в названии ясно, что фильм придется по душе поклонникам Джармуша. Более того, я уверен, что поклонники Джармуша его уже посмотрели и оценили. Но, думаю, рецензия будет полезна всем, вне зависимости того, смотрели вы его или нет, поклонник вы Джармуша или нет, вне зависимости от национальной, религиозной или расовой принадлежности.

Джармуш бы оценил такое вступление. Ведь опять в центре фильма мы видим этническое меньшинство, опять оно весь фильм странствует, натыкаясь на духовные мысли и бессмысленность материального мира, а его «разговорчивость» не дает сомневаться: он настоящий «мертвец», мертвец при жизни.

Со своей размеренной жизнью, аскетическим отказом всего современного, агрессивного и бессмысленного; как заключает его подружка:

No guns...

...no mobiles...

...no sex...

К тому же, все что он ест в течение всех дней в фильме – это бумажки с кодами, которые он запивает глотком кофе.

Другое дело, когда смотришь на обычных людей: радуются, развлекаются, и картинами любуются, и Daft Punk играет у них дома.

Но, с другой стороны, разве можно назвать «жизнью» существование, основанное на побеге от реального? Живут ли люди, помешанные на музыке, фильмах, новых технологиях, галлюциногенах? Со всеми ними встречается наш герой, но никак не может найти с ними общий язык, ведь те и других тем-то не знают!

Да, погрузить голову в симулякры – это вид современного существования; лишь бы убежать от надоевшей требовательной реальности. Но Бодрийяр оказывается здесь полезен еще в массе аспектов.

Современный экстаз коммуникации: второстепенные герои никак не могут закрыть рот, в то время как наш «мертвец» говорит редко и только по необходимости. Неприятие мобильников – тоже яркий пример освобождения героя от коммуникативной чумы XXI века.

Современная система вещей: люди хранят книги, картины, стремятся законсервировать свое существование, обезопасить жизнь. Они так помешаны на материальном существовании, что хотят во имя жизни отвергнуть смерть. Это что-то из разряда «отменить ночь во имя дня», «отменить тень ради света», «отменить боль ради удовольствий». Но все что они получают вместо бессмертия – это дурную бесконечность несметных архивов, потом закупорку циркуляции, и под конец отравление бытийного организма.

Наш же «мертвец» осознал закон вращения и превращения, вечной текучести и изменения. Он не боится смерти и исчезновения. Зато осознает бессмысленность ненужного накопления. Возможно поэтому он съедает полученные от наводчиков бумажки с кодами вместо того, чтобы оставить; сжигает карту местности из-за ее дальнейшей ненужности.

Смерть – это оттенок, продолжение жизни. Осознавая это, он принимает реальность символического обмена, давно подзабытого, практиковавшегося нашими далекими предками. Они постоянно ощущали свою связь с мертвецами, с родом. Поэтому между ними постоянно существовал обмен: между живыми и мертвыми. У них не было современного механического представления о жизни, в соответствии с которым человек (как машина) либо функционирует, либо нет. Не даром ведь наш «мертвец» в одном из моментов обменивается спичечными коробками со своей мертвой подругой. Кто бы до подобного додумался сегодня? Да никто, потому что с человеком, «ушедшим вон», уже нечем обмениваться. А с современной позиции мертвец воспринимается именно так.

Западный, белый, современный человек не верит в циклы, он верит в бесконечное накопление, он верит в реальность накопления собственной жизни, накопления бесконечного. А это вера в симулякр. Сознательно человек этого не понимает, бессознательно бежит в объятия «необратимой» техники, денег, развлечений, того, что можно накопить, починить…

Но в этому месте у Джармуша Бодрийяр заканчивается и начинается Кастельс. Оказывается все искусство, наука, наркотики, все, о чем мы обычно говорим, все это контролируется неким центром. Недвусмысленный намек – и мы поняли, что этот центр американского гражданства. Кастельс пишет, что хаотичность современных сетей – иллюзия. Всем заправляет некий абстрактный капиталист, у которого поводья для существующих пронизывающих весь мир сетей коммуникации. Смотревшим фильм не составит труда догадаться, где же в фильме появлялся этот капиталист. Обобщенный образ «кукловода» появляется ближе к концу. Там и гадать не нужно: сразу видно американца: известный актер, куча техники кругом, парик, пытающийся скрыть реальность ради коммуникативных целей. Netoкратия во плоти. И мы все были у него в рабстве до того, как к нему ни пришел наш «мертвец»…

Да, «мертвец» убивает всемирного кукловода, дурившего наши головы через СМИ. Он выполнил задание. Ведь он был наемник. Но здесь не видно ничего предосудительного: он получил работу от духовного заказчика (т.е. этнического меньшинства, говорящего мудрости). Миссия выполнена, хэппи энд. Оптимизма в фильме хватает. Это и чудесное проникновение на хорошо охраняемую базу, где явно не обошлось без использования восточных боевых техник («I used my imagination»;), и конечные послетитровые слова («no limits, no control»;).

Это все должно заразить нас желанием действовать и менять. Мобилизоваться, взять на время аскетическую миссию, как он, а потом сложить костюм в сумку и опять раствориться в толпе.

Ведь «Все субъективно».

Ведь «Вселенная не имеет ни центра, ни краев; реальность условна».

«Используй свое воображение и свои навыки».

«Тот, кто думает, что он важнее других, должен отправиться на кладбище. Там он увидит, что жизнь - ничего более чем пригоршня песка».

Наличием часто повторяемых мудростей, как и своим сюжетом «Пределы контроля» напоминают ричевский «Револьвер». Это также фильм об освобождении.

У Джармуша это освобождение в первую очередь связано с отрицанием всего американского, западного и современного. Этим фильм так и кишит. Вспомним начало, когда философский «разговор» двух чернокожих опосредовался саркастическим непониманием белого переводчика. А также конец, когда показывают американца: сквернослова, который, к тому же, становится сначала заложником, а потом и жертвой своей же техники. Вспомним каждый момент фильма, когда плавное, тихое и безмолвное течение фильма (жизни) нарушало только появление чего-то механического или западного: сирены, незатихающий американский вертолет, американская музыка, бесконечные разговоры, в конце концов…

«А зачем говорить-то?» - вопрошает Джармуш. Это мне напоминает одного моего знакомого действующего по принципу мобилизации: лучше напрячься сейчас, а потом со спокойной душой отдыхать; меньше говорить и больше делать.

В современном мире коммуникации, современных технологий и убыстряющихся темпов действительно неразговорчивость, тишина характеризуют разве что кладбище. И люди, похожие на главного героя Джармуша имеют сходство с мертвецами. Но мертвецом быть не так уж и плохо – Вот что хотел сказать Джармуш этим фильмом.

Но вот что хотел сказать Джармуш своими двумя чашками эспрессо – для меня пока загадка.

Итог:

Достоинства: высококлассная режиссура, целостная картина, проработанная атмосфера, глубина фильма-притчи. Недостатки: не новая в т.ч. для данного режиссера тема, единый шаблон диалогов и событий вместе с предсказуемым развитием и медленным темпом нагоняют скуку (хотя никто не говорит, что это была ошибка режиссера; это было тонкое издевательство над современными западными зрительскими требованиями; артхаус как он есть).