Роман Шодерло де Лакло «Опасные связи», созданный еще в XVIII веке, не мог избежать экранизации. Уж очень актуальная тема там заявлена: игры, в которые играют люди с другими, и неизбежные последствия этого. Она, собственно, не утратит актуальности на всем протяжении истории человечества.
Интерес к многообещающему сюжету со стороны Голливуда был вопросом времени. И в 1988 году выходит фильм Стивена Фрирза, сделавшего ставку на аутентичность эпохе. Тон данной версии задали знаковые первые кадры – эпизоды с утренним туалетом главных героев, когда на их недвижные, не выражающие никаких чувств, кроме самовлюбленности и высокомерия, лица накладывают макияж (его здесь уместнее назвать гримом, если не маской). Художественный мир фильма Фрирза – мир холода и духовной пустоты. Не случайно лица маркизы де Мертей и виконта де Вальмона уподоблены лицам фарфоровых кукол. Вокруг главных героев – роскошные интерьеры, раболепная прислуга и возможности сколь необременительных, столь и сомнительных удовольствий. А внутри – непомерная гордыня, похотливость и, как следствие – или причина, – омертвение сердца.
Человек так устроен, что будет транслировать свое внутреннее состояние на окружающий мир. Поэтому живые сеют жизнь, мертвые – смерть. История, явленная в фильме – яркий тому пример. Мужчина и женщина, не то друзья, не то враги, умные и распутные интриганы из высшего общества, всегда не прочь сыграть на чужих чувствах и чувственности. Они заключают роковое пари на соблазнение той, кто непредвиденно разожжет любовь в сердце соблазнителя. И всех ожидает неминуемая расплата по законам жанра. Жанр – сама жизнь.
Такой сюжет, смею полагать, – мечта многих актеров. Однако вопрос удачности кастинга «Опасных связей» – дискуссионный. Это не касается Пфайффер и Турман. От актрисы, исполняющей роль мадам де Турвель, требуется не так уж много: главное, чтобы сошла за порядочную. Наивная Сесиль в исполнении Умы удалась, а ее роскошное тело украсило соответствующий эпизод. Но вот главные интриганы… И Малкович, и Клоуз хороши в ролях отрицательных персонажей, кто бы спорил. Но. «Опасные связи» предполагают тонкую ситуацию – герои должны быть не просто мерзавцами, а харизматичными мерзавцами. Здесь и непривлекательная Клоуз, и специфически привлекательный Малкович пролетают (он - в куда меньшей степени, но все же). И от нее, и от него веет холодом, пафосом и надменностью, но туда не вплетен пряный аромат обаяния порока.
Что до маркизы де Мертей, то здесь то ли режиссер, то ли актриса перегибают палку настолько, что сластолюбивая вдова мерещится фригидной. Хорошо – может, она, по идее, должна скрывать бурление страстей под ледяным обликом Снежной Королевы? Но Снежная Королева по умолчанию предполагается красивой, иначе бы так не завораживала, и ее архетип вряд ли бы занял свой пьедестал в мировой культуре. Гленн Клоуз же ни холодна, ни горяча, а потому, несмотря на добротную игру, довольно блекла. И уж, конечно, заменяема.
Теперь Вальмон. С ним сложнее – образ виконта противоречивее, чем у его заклятой подруги. Жестокий казанова попадает в ловушку чувства, выстроенную самой жизнью – непобедимым противником человека. Любовь вступает в поистине смертельную схватку с порочностью, черствостью и безответственностью. Если назвать состояние Вальмона в сей истории одним словом, то это, пожалуй, – двойственность. Точнее, раздвоение, дихотомия. А Джон Малкович, мастер в изображении плохишей, «держит» своего персонажа в одной поре. Возможно, проблема в режиссуре. В любом случае, у актера вышел такой плохиш-плохиш с вечно перекособоченным бледным как смерть лицом. К тому же – лишенный изящества, без которого соблазнитель-харизматик, помещенный в куртуазную обстановку, мало убедителен. Ну что это такое: пытаться смутить попавшуюся на пути «дичь» неожиданным хватанием за задницу – да еще с истинно малковичевским пафосом? Лично у меня эта сцена вызывает недоумение.
Ну и Вальмона из фрирзовского фильма есть с кем сравнивать. Колин Ферт, засветившийся в этой роли на год позднее Малковича, не только привлекательней по фактуре, но и заметно живее. Конечно, тут сыграло роль режиссерское решение Формана, принципиально отличающееся от решения Фрирза. Но что за дело до решений, когда важен результат – степень воздействия на зрительскую душу? Вальмон-1988 проигрывает Вальмону-1989. Хотя и Колин Ферт недостаточно отжег в столь благодатной роли. Причина, полагаю, та же, что и у Малковича, только в зеркальном варианте: тот слишком плохиш, ибо невероятно органичен в образах мерзавцев, а Ферт рожден для ролей положительных героев («мистер Дарси forever!» воскликнут женщины всего мира, тысячи их). Как тут не вспомнить младшего собрата, Себастиана Вальмон(т)а в блистательном исполнении Райана Филиппа? «Жестокие игры» увидели свет на излете девяностых и, несмотря на якобы молодежный формат, по сложности и «взрослости» коллизий не уступают экранизациям-предшественницам. Филиппу удалось уловить нерв роли, актер почти что делает собою весь фильм – и за него прощаешь тому местами промелькивающие примитивность и пошлость. Ангелоподобный блондин с откровенно искусительным взглядом исподлобья / наглые цинично-умные глаза на нежном лице белокурого пухлогубого красавчика. Безсердечный распутник; его преображение любовью; его метания как следствие – диада «сценарист-режиссер / актер» воплотила это как нельзя лучше, и убедительная неоднозначность героя высекает очень яркую искру.
Конечно, в упомянутых фильмах перед создателями стояли разные задачи. Да и в парадигме героев – Вальмон Малковича / Вальмон Ферта / Вальмон(т) Филиппа – наблюдается путь от Танатоса к Эросу: каждый последующий живее и человечнее предыдущего, а Себастиан вообще «выходит из сумрака» бездушия, и в его гибели есть некий героизм.
Фрирзовский персонаж – наиболее «омертвелый», он идеально соответствует морозному «климату» своего лицемерного, жестокосердного мира. Вероятно, поэтому все же справившийся с ролью Малкович играет «замороженно»; но бедность оттенков не есть хорошо, как уже сказано.
Ну и про своеобразие финала в этих «Опасных связях». Семенам любви удалось прорасти на безплодной земле, но им не выжить в таком климате. Прежним Вальмон тоже быть не может. Его гибель на дуэли символична – не вынеся внутреннего раскола, он позволяет Дансени убить себя. И так словно «покупает» право сказать вслух о своей любви, ибо смерть выводит его из игры, которой является сама жизнь в светском обществе. Созданный де Лакло персонаж, успешно шествующий по экранам не первое десятилетие, по сути – двойная жертва: самого себя и общества. И, сдается мне, акцент на разрушительной роли окружения наиболее ярко поставлен именно в «Опасных связях»-1988.
В целом, фильм Стивена Фрирза заслуживает внимания: и как самодостаточная единица, и как одна из киноверсий (есть еще французская телеверсия) романа Шодерло де Лакло. Сделан он добротно, хотя сама эпоха не в пример красочнее и щедрее показана у Формана. Актеры играют качественно, но к кастингу есть вопросы. Да и атмосфера холода, как известно, на любителя. Так что до уровня безусловного шедевра сей достойный фильм, как мне кажется, не дотягивает. Хотя найдутся те, кто думает иначе.
Интерес к многообещающему сюжету со стороны Голливуда был вопросом времени. И в 1988 году выходит фильм Стивена Фрирза, сделавшего ставку на аутентичность эпохе. Тон данной версии задали знаковые первые кадры – эпизоды с утренним туалетом главных героев, когда на их недвижные, не выражающие никаких чувств, кроме самовлюбленности и высокомерия, лица накладывают макияж (его здесь уместнее назвать гримом, если не маской). Художественный мир фильма Фрирза – мир холода и духовной пустоты. Не случайно лица маркизы де Мертей и виконта де Вальмона уподоблены лицам фарфоровых кукол. Вокруг главных героев – роскошные интерьеры, раболепная прислуга и возможности сколь необременительных, столь и сомнительных удовольствий. А внутри – непомерная гордыня, похотливость и, как следствие – или причина, – омертвение сердца.
Человек так устроен, что будет транслировать свое внутреннее состояние на окружающий мир. Поэтому живые сеют жизнь, мертвые – смерть. История, явленная в фильме – яркий тому пример. Мужчина и женщина, не то друзья, не то враги, умные и распутные интриганы из высшего общества, всегда не прочь сыграть на чужих чувствах и чувственности. Они заключают роковое пари на соблазнение той, кто непредвиденно разожжет любовь в сердце соблазнителя. И всех ожидает неминуемая расплата по законам жанра. Жанр – сама жизнь.
Такой сюжет, смею полагать, – мечта многих актеров. Однако вопрос удачности кастинга «Опасных связей» – дискуссионный. Это не касается Пфайффер и Турман. От актрисы, исполняющей роль мадам де Турвель, требуется не так уж много: главное, чтобы сошла за порядочную. Наивная Сесиль в исполнении Умы удалась, а ее роскошное тело украсило соответствующий эпизод. Но вот главные интриганы… И Малкович, и Клоуз хороши в ролях отрицательных персонажей, кто бы спорил. Но. «Опасные связи» предполагают тонкую ситуацию – герои должны быть не просто мерзавцами, а харизматичными мерзавцами. Здесь и непривлекательная Клоуз, и специфически привлекательный Малкович пролетают (он - в куда меньшей степени, но все же). И от нее, и от него веет холодом, пафосом и надменностью, но туда не вплетен пряный аромат обаяния порока.
Что до маркизы де Мертей, то здесь то ли режиссер, то ли актриса перегибают палку настолько, что сластолюбивая вдова мерещится фригидной. Хорошо – может, она, по идее, должна скрывать бурление страстей под ледяным обликом Снежной Королевы? Но Снежная Королева по умолчанию предполагается красивой, иначе бы так не завораживала, и ее архетип вряд ли бы занял свой пьедестал в мировой культуре. Гленн Клоуз же ни холодна, ни горяча, а потому, несмотря на добротную игру, довольно блекла. И уж, конечно, заменяема.
Теперь Вальмон. С ним сложнее – образ виконта противоречивее, чем у его заклятой подруги. Жестокий казанова попадает в ловушку чувства, выстроенную самой жизнью – непобедимым противником человека. Любовь вступает в поистине смертельную схватку с порочностью, черствостью и безответственностью. Если назвать состояние Вальмона в сей истории одним словом, то это, пожалуй, – двойственность. Точнее, раздвоение, дихотомия. А Джон Малкович, мастер в изображении плохишей, «держит» своего персонажа в одной поре. Возможно, проблема в режиссуре. В любом случае, у актера вышел такой плохиш-плохиш с вечно перекособоченным бледным как смерть лицом. К тому же – лишенный изящества, без которого соблазнитель-харизматик, помещенный в куртуазную обстановку, мало убедителен. Ну что это такое: пытаться смутить попавшуюся на пути «дичь» неожиданным хватанием за задницу – да еще с истинно малковичевским пафосом? Лично у меня эта сцена вызывает недоумение.
Ну и Вальмона из фрирзовского фильма есть с кем сравнивать. Колин Ферт, засветившийся в этой роли на год позднее Малковича, не только привлекательней по фактуре, но и заметно живее. Конечно, тут сыграло роль режиссерское решение Формана, принципиально отличающееся от решения Фрирза. Но что за дело до решений, когда важен результат – степень воздействия на зрительскую душу? Вальмон-1988 проигрывает Вальмону-1989. Хотя и Колин Ферт недостаточно отжег в столь благодатной роли. Причина, полагаю, та же, что и у Малковича, только в зеркальном варианте: тот слишком плохиш, ибо невероятно органичен в образах мерзавцев, а Ферт рожден для ролей положительных героев («мистер Дарси forever!» воскликнут женщины всего мира, тысячи их). Как тут не вспомнить младшего собрата, Себастиана Вальмон(т)а в блистательном исполнении Райана Филиппа? «Жестокие игры» увидели свет на излете девяностых и, несмотря на якобы молодежный формат, по сложности и «взрослости» коллизий не уступают экранизациям-предшественницам. Филиппу удалось уловить нерв роли, актер почти что делает собою весь фильм – и за него прощаешь тому местами промелькивающие примитивность и пошлость. Ангелоподобный блондин с откровенно искусительным взглядом исподлобья / наглые цинично-умные глаза на нежном лице белокурого пухлогубого красавчика. Безсердечный распутник; его преображение любовью; его метания как следствие – диада «сценарист-режиссер / актер» воплотила это как нельзя лучше, и убедительная неоднозначность героя высекает очень яркую искру.
Конечно, в упомянутых фильмах перед создателями стояли разные задачи. Да и в парадигме героев – Вальмон Малковича / Вальмон Ферта / Вальмон(т) Филиппа – наблюдается путь от Танатоса к Эросу: каждый последующий живее и человечнее предыдущего, а Себастиан вообще «выходит из сумрака» бездушия, и в его гибели есть некий героизм.
Фрирзовский персонаж – наиболее «омертвелый», он идеально соответствует морозному «климату» своего лицемерного, жестокосердного мира. Вероятно, поэтому все же справившийся с ролью Малкович играет «замороженно»; но бедность оттенков не есть хорошо, как уже сказано.
Ну и про своеобразие финала в этих «Опасных связях». Семенам любви удалось прорасти на безплодной земле, но им не выжить в таком климате. Прежним Вальмон тоже быть не может. Его гибель на дуэли символична – не вынеся внутреннего раскола, он позволяет Дансени убить себя. И так словно «покупает» право сказать вслух о своей любви, ибо смерть выводит его из игры, которой является сама жизнь в светском обществе. Созданный де Лакло персонаж, успешно шествующий по экранам не первое десятилетие, по сути – двойная жертва: самого себя и общества. И, сдается мне, акцент на разрушительной роли окружения наиболее ярко поставлен именно в «Опасных связях»-1988.
В целом, фильм Стивена Фрирза заслуживает внимания: и как самодостаточная единица, и как одна из киноверсий (есть еще французская телеверсия) романа Шодерло де Лакло. Сделан он добротно, хотя сама эпоха не в пример красочнее и щедрее показана у Формана. Актеры играют качественно, но к кастингу есть вопросы. Да и атмосфера холода, как известно, на любителя. Так что до уровня безусловного шедевра сей достойный фильм, как мне кажется, не дотягивает. Хотя найдутся те, кто думает иначе.