Оригинальное название: Enter the Void
Год выпуска: 2009
Режиссер: Гаспар Ноэ
В ролях: Натаниель Браун, Пас де ла Уэрта, Сирил Рой, Эмили Элин Линд, Джесси Кун
Новая картина Гаспара Ноэ демонстрирует нам как одиозный наркобарон подпольного французского кино обрел равновесие и кинулся в люди. Всем известна его «Необратимость», граничащая со снафф-муви, но сегодня, кажется, весь эпатаж юного горячего таланта уже отжил и Гаспар теперь не гонится за шоковым эффектом. Ноэ ушел от диковатого вдохновения новичка, готового отдать своих актеров на испытание агрессивным трансвеститам и этим сделать революционный переворот в кинематографе. Новая картина, конечно же, радикальна не меньше чем «Необратимость», но по-другому – фильм ничего не требует от зрителя, ни к чему его не склоняет, не заставляет терпеть и ненавидеть постановщика. «Вход в пустоту» всего лишь приглашает прожить два с половиной часа после жизни. Конечно же, Ноэ никуда не ушел от излюбленных злачных мест подпольного ночного Мира. Он предлагает нам одиссею духа по ночному Токио, находя в реальной жизни эквивалент потустороннему. От былой трансвеститской «Кишки» остались только тонкие, светящиеся во мраке неоном шесты и подмостки, на которых в эротическом припадке нежно извиваются стриптизерши.
Все, что предстоит увидеть зрителю подано от первого лица – прямо как в компьютерных играх, где по бокам экрана руки смотрящего. Только эти руки не долго будут тревожить взор: нам предстоит пережить в чужом теле смерть. К этому опыту Гаспар готовит еще во время курения героем наркоты, когда на экране разворачиваются чудеса психоделического трипа узорами и строениями материи, напоминающей глючные видения из «Блуберри». Все равно, что принять мескалин от дона Хуана Кастанеды – кто понял Кастанеду поймет и дальнейшее. Через маленький красочный трип Ноэ проводит в самосознание героя, чтобы зритель обжился не только в его теле, но его душе, привык к ней – потому что дальше именно через субстанцию его души мы будем видеть фильм. Если кому-то это кажется слабее 3D – тем более стоит попробовать новый наркотик Гаспара Ноэ: вот где познается отсталость с ног до хвоста новаторского «Аватара». У Ноэ камера даже совершенно натурально моргает глазами – все равно, что вместо 3D очков перенять сами глаза героя, чтобы ощутить себя неразрывным целым с этим трипом блуждающего, мечущегося сознания.
Конечно же, в кинематографе уже были попытки показать «жизнь после смерти», но никогда от первого лица и ни разу столь убедительно. Вся эта потусторонняя маята порой граничила с комедией: можно было залезть ментальной рукой в селезенку своей возлюбленной, или умерший постоянно пытался заговорить с близкими (хотя говорить-то в такой ситуации просто нечем). У Гаспара Ноэ душа лишится всех этих вульгарных и ненужных телесных признаков, став действительно бестелесной субстанцией, которую манят лишь старые привычки и привязанности. Сам «потусторонний Мир» тоже вполне реалистичен: никаких вил, или пластилиновых фантазий – все тот же город, только немного более одушевленный, в стиле Лукьяненко. Загробный Мир совсем как родной темный двор, в который выходишь с мусором и в тапках, не подозревая, что удар смерти может застигнуть за этим будничным занятием и пустить в путешествие над этими родными закоулками.
Ноэ оказался последним из могикан отжившей психоделической культуры, которая подняла волну моды на Тимоти Лири – тоже экспериментировавшего со своим сознанием и написавшего потом, что все увиденное им есть ни что иное, как Тибетская Книга Мертвых. Гаспар Ноэ подхватил уже почти отжившую традицию и, кажется, на самом деле испытал на себе все прелести внетелесного опыта, испробовал тот упоминаемый в фильме наркотик, от которого в мозгу увеличивается количество вещества, выбрасываемого при смерти. Вещество пошло постановщику в жилу. Последние громкие кинематографические эксперименты с галлюциногенами прорабатывались в «Святой горе» Алехандро Ходоровского, которого до сих пор считают столпом отрасли. Но все старания русского аргентинца гаснут неадекватным глюком перед тем, что заснял Гаспар Ноэ. Отказавшись от эстетики выдери глаз, напоминающей сейчас музей восковых фигур, Гаспар изобрел новую: неоновых огней, злачных мест, яркого свечения темной ночи – и в такой манере экранизировал тибетский посмертный трактат, читать который не берутся даже самые отчаянные мистики из-за чрезмерной нагрузки аляпистыми стотысячбудд. В юрких руках Гаспара Ноэ эта книга открыта теперь всем желающим узнать, как оно – после смерти. Ведь эта книга еще старше библии и всех других, пережеванных кинематографом манускриптов про смерть. Сколько ни экранизируй Данте («Куда приводят мечты»
, а реально подсмотреть посмертное удалось только буддистам с их практикой Пхова, когда медитирующий перестает дышать и усилием сознания останавливает сердце. К подобным практикам страждущих из интереса не допускают – как ни проси.
Точно так же и Ноэ предупреждает фильмом: хочешь увидеть все раньше времени, кайфуя и любуясь трипом, принимай свой стафф, но вот смотри – из-за него тебя убили. Однако Гаспар совершенно лишен морализаторства. Он просто отражает реальную суть вещей. Вот момент умирания, описанный в Тибетской Книге Мертвых и зритель, так же как и дух Оскара, сомневается, хотя и видит. Вот Линда, с которой Оскар связан почти инцестуальной любовью и не может без нее даже после смерти – из-за этого он даже попытается вернуться в свое мертвое тело. И вот начинается омрачение сознания и наступает бэд-трип: он снова и снова переживает автокатастрофу, в которой остался наедине с трупами собственных родителей. Ужасающие видения гонят его к перерождению в этом Мире. В соответствии с буддистским текстом он видит бесконечное количество совокупляющихся пар. Среди них и Линда, источающая манящую витальную энергию, затягивающую его к перерождению. Вот утроба. Перерезается пуповина. Удар. Финал.
Сюжет умещается в эти несколько строк и в принципе не важен – он еще в начале фильма весь проговаривается на словах, как вольный пересказ Книги Мертвых. Для зрителя важна сама возможность пережить опыт прохождения посмертных стадий, взглянуть в посмертные видения без дебильных фонарей в конце тоннеля. Посмотреть, и может быть, что-то решить для себя. Гаспар в этом фильме предстал вовсе не провокатором, которого все представляли, ужасаясь на «Необратимость». Впрочем, весь этот ужас предыдущей работы режиссера вполне покладисто и нежно расшифровывается в совокупности с «Входом в пустоту». В предтече уже есть все эти точки съемки метающегося в пространстве духа, лишенного тела, которое приковывало гравитацией к земле. Во «Входе в пустоту» использованы даже те же самые маяки, через которые проносится умерший, переходя из одного видения в другое: потолки и свет ламп. Мельтешивший свет в конце «Необратимости» был выходом в иное, а в новом фильме – переход от смерти к путешествию по потустороннему Миру.
Так же в «Необратимости» найден тот самый подземный тоннель, что появляется в новом фильме, чтобы разделить стадии омрачений сознания. Только в раннем эксперименте не было заявлено конкретного духа – автор будто подхватил его в разгар одиссеи, не уточняя, кто это носится над героями и за всем наблюдает. Теперь очевидно, что такая же душа в поисках воплощения. Есть даже прямое указание: Беллуччи делала тест на беременность и то же самое делает Линда, ребенком в которой переродится герой-дух. Столь важная тема беременности и родов так же закрывала повествование «Необратимости». Не случайно Беллуччи смиренно сцепляла ручки на пузе под постером «Космической одиссеи 2001» - то была попытка Ноэ показать одиссею духа, обретшая окончательные очертания и форму в «Пустоте».
Предыдущая «Необратимость» была спаяна и завернута движением в обратную сторону по сюжету, чтобы подчеркнуть идею круговорота жизни-смерти и вечного возвращения, необратимости процессов смерти, рождения и снова смерти. Тот же круг описывает и герой «Входа в пустоту», только более линейно и понятно.
Кубрик, которым давно интересуется Ноэ, пытаясь показать одиссею духа в космических масштабах, наконец, воплотился в одиссее 2010-го, которая сравнима по масштабности идеи с нетленкой классика. Как и у Кубрика, в картинах Ноэ речь идет о сознании человека. Только у классика это процесс зарождения и перерождения коллективного разума в историческо-эволюционной перспективе, а у Гаспара Ноэ в более злободневном, частном случае. Так что и классик и арт-хаусный радикал XXI века вторят друг другу. И как настоящий классик своего времени Гаспар Ноэ создает новое пространство кинематографа… Пространство для умного кино, которое уже как утопленника тянет вниз надоевшая соцреалистическая маята.
У Ноэ затертый бытовыми помещениями арт последнего десятилетия добирается до пространства, освоенного ранее только безмозглыми фантастическими жанрами. Но ему удается сохранить все множество смыслов арт-хауса, забравшись на территорию красочной и неподобающе бюджетной жанровой мистики. При этом от обоих направлений Ноэ берет самое лучшее: от арт-хауса глубину мысли, а от фантастики-мистики визуальную красоту и интересность, не пользуя штампованную привиденческую, сновиденческую и другую маяту. Ноэ, поднял трясущуюся камеру Ларса фон Триера, но завертел ей совершенно недогматично – как наркотический шаман, с присущим буйством красок и образов. Он увел за собой минималистическую арт-хаусную традицию и где-то в пестрых наркотических далях лишил девственности, очертив совершенно новое место действие: яркое, интересное, жанровое. Совершенно не вписывающийся в современность режиссер в образе наркодилера обнаружил, наконец, в себе истинную цель – проводника. Цель, которую не смогли осилить до конца наркотические экспериментаторы 70-ых. Гаспар Ноэ же через опыты полуподвального порнографа («Запрещено к показу», трансвеститов, маргиналов, фриков и насильников вывел эти эксперименты в широкие массы – сидящих с широко раскрытыми от смятения глазами зрителей в кинотеатре. Экзотический мирок нариков и проституток вдруг обернулся неизведанными возможностями развести в этом гадюшнике важнейшую и самую главную тему всего – смерть. Изрядно смазав разрешенной разве что на киноэкранах кислотой, на которую можно реально подсесть пережив смерть, муки своего прошлого и новое рождение.
Казалось, из синоязычной культуры Запад почерпнул все, что только можно. Вплоть до японоязычного будущего «Бегущего по лезвию», отдавая дань самой живучей из всех культур. Пройдены вехи от внешнего антуража восточных боевых искусств до понимания иллюзорности Мира «Матрица». И вот открыты новые врата: смерти в ее чисто тибетской традиции.
Рецензия Екатерины Лоно
ЛОНОРЕЙТИНГ:
Образность: 5\5
Реализация сверхзадачи, идеи: 5\5
Художественный посыл
Социальный: +
Экуменистический: +
Гуманистический: +
Психоаналитический: +
Философский: +
Новаторский: +
Оригинальность: 5\5
Использование киновыразительных средств
Операторская работа: +
Монтаж: +
Работа художника: +
Музыка: -
Цветовое решение: +
Световое решение: +
Актерская игра: -
Рекомендуется к просмотру: