В этом мире есть место чуду. На 8 марта можно встретить трезвых мужчин, водители начали пропускать пассажиров перед капотом, а не между колес, а Тим Бёртон снимает фильмы для Дисней.
Последнее является чудом не только потому, что Бёртон – гениальный мракобес, некрофил, гот и чернокнижник. На «Алисе» все получилось; это счастливая встреча двух мухоморов – один написал, другой снял; в конце концов, фантазия, пусть и экзальтированная, это в традициях Дисней. Но вот «Франкенвини», короткометражка, снятая будущей звездой для студии в далеком 1984 году, когда талантливого новичка взяли в штат – это даже не что-то. Это самое, что ни на есть, нечто. Я жалею, что меня не было там, в Калифорнии, в кондиционированном сумраке маленького кинотеатра, где боссы отсматривали перл Бёртона. Мне кажется, по внутренней драматургии этот просмотр представлял примерно то же самое, как если бы сын пришел к родителям и сказал им, что он теперь дочь. Или в Большом Зале Консерватории с оркестром выступил бы не Хворостовский, а, допустим, Шнуров. Удивляет спартанское терпение студийных боссов. Ведь они уволили Бёртона не сразу, а зачем-то еще устроили показ «Франкенвини» и для детских фокус групп. Короткометражка должна была пришиваться к циклическому релизу «Пиноккио». В таком сочетании ребятишек и порадовали. В зале стояли крики и вопли. Бёртон потом оправдывался перед своим будущим бывшим руководством, что, мол, это из-за вашего кино про деревяшку дети визжали, а не из-за моего «Франкенвини». Милое оправдание. Но нет, Тим. Это Вам скажет любой частный зритель, видевший обе картины. Это Ваш «Франкенвини», поверьте.
Так из-за чего же великий эстет поссорился с мышью? Собственно, из-за собаки. «Франкенвини» - это фильм про собаку. Не совсем обычную, конечно. Про дохлую собаку. Ее оживил американский мальчик Виктор Франкенштейн (так его действительно зовут по сценарию) с помощью тостера после того, как фактически сам же ее и угробил. Оживил буквально, т.е. сходил на кладбище домашних животных, выкопал труп питомца и реанимировал. Выглядел пес, в общем-то, так же, как обычно выглядят все мертвые персонажи Бёртона – несколько странно. Кроме того, насколько мне позволяют судить мои скромные кинологические познания, до смерти собака была бультерьером, а значит уже выглядела весьма хреново. Заштопанный в десяти местах, как тренировочные у алкаша, Франкенвини был совсем не похож на классических Диснеевских собак. Гуфи там или Плуто. Ну, только если Гуфи или Плуто пару раз провернуть в мясорубке, причем вместе. В частности, в отличие от тех же старших мультипликационных товарищей, когда Франкенвини пьет воду, у него из дырок в шее мило так льется, собственно, та же вода. Далее мальчик Виктор пытается социализировать свое любимое дохлое животное, заставляя родителей любить его и выводя колченогое творение в свет. В свете колченогое творение пугает соседей, вызывает стойкое неприятие общества и в результате повторно погибает, спасая хозяина. Соседи, оценив благородство дважды почившего песика, элегантно так и ненавязчиво оживляют его снова от прикуривателей своих мощных американских автомобилей. Невероятно смешно. Просто адски. Особенно, если вспомнить, что вся эта прелесть предваряется фирменной заставкой Walt Disney Pictures.
В этой ранней работе Бёртон уже полностью узнаваем. Тут и его фирменные трупы, и кладбища, и мельницы, и швы, и монохромные сеты. Кроме того, помимо авторского стиля в одной из героинь узнаваема София Коппола.
Бёртона уволили с формулировкой «нерациональное расходование бюджетных средств». То есть, я бы сказал, за артхаус, ведь это его определение. Но не все так просто. Студийные боссы – весьма мудрые люди, надо сказать. Я думаю, они разглядели в короткометражке Бёртона, которую он снял на их деньги, то, что и стало на самом деле причиной их расставания, - протест, динамитную шашку. Пригласить Бёртона в голубой замок – все равно, что пустить Че Геварру на съезд монархистов. Дело в том, что вся эта восхитительная кинематографическая абракадабра, вся эта художественная проекция демонов и фобий имени Бёртона экранизирована на фоне добропорядочной до зубной боли американской семьи. Толерантность к дохлой заштопанной собаке – это, в исполнении Бёртона, стёб и над традиционными общественными, и над классическими внутристудийными ценностями. Он бы еще попробовал «Спящую красавицу» оживить, потом угробить, потом снова оживить. А в промежутке заштопать и фату к голове пришить наглухо. Не увидеть этого стёба было невозможно. Крик детишек тут не при чем. Студии на ее же деньги сняли промо ролик под названием «Вы все козлы». А ведь Тим еще спрашивал у них, шутник, что именно нужно вырезать, чтобы его фильм вышел-таки на экраны. Все нужно вырезать, Тим, все. Примерно так ему и ответили на самом деле. А что еще они ожидали от человека, которому родители заложили кирпичами окно в детской?
Последнее является чудом не только потому, что Бёртон – гениальный мракобес, некрофил, гот и чернокнижник. На «Алисе» все получилось; это счастливая встреча двух мухоморов – один написал, другой снял; в конце концов, фантазия, пусть и экзальтированная, это в традициях Дисней. Но вот «Франкенвини», короткометражка, снятая будущей звездой для студии в далеком 1984 году, когда талантливого новичка взяли в штат – это даже не что-то. Это самое, что ни на есть, нечто. Я жалею, что меня не было там, в Калифорнии, в кондиционированном сумраке маленького кинотеатра, где боссы отсматривали перл Бёртона. Мне кажется, по внутренней драматургии этот просмотр представлял примерно то же самое, как если бы сын пришел к родителям и сказал им, что он теперь дочь. Или в Большом Зале Консерватории с оркестром выступил бы не Хворостовский, а, допустим, Шнуров. Удивляет спартанское терпение студийных боссов. Ведь они уволили Бёртона не сразу, а зачем-то еще устроили показ «Франкенвини» и для детских фокус групп. Короткометражка должна была пришиваться к циклическому релизу «Пиноккио». В таком сочетании ребятишек и порадовали. В зале стояли крики и вопли. Бёртон потом оправдывался перед своим будущим бывшим руководством, что, мол, это из-за вашего кино про деревяшку дети визжали, а не из-за моего «Франкенвини». Милое оправдание. Но нет, Тим. Это Вам скажет любой частный зритель, видевший обе картины. Это Ваш «Франкенвини», поверьте.
Так из-за чего же великий эстет поссорился с мышью? Собственно, из-за собаки. «Франкенвини» - это фильм про собаку. Не совсем обычную, конечно. Про дохлую собаку. Ее оживил американский мальчик Виктор Франкенштейн (так его действительно зовут по сценарию) с помощью тостера после того, как фактически сам же ее и угробил. Оживил буквально, т.е. сходил на кладбище домашних животных, выкопал труп питомца и реанимировал. Выглядел пес, в общем-то, так же, как обычно выглядят все мертвые персонажи Бёртона – несколько странно. Кроме того, насколько мне позволяют судить мои скромные кинологические познания, до смерти собака была бультерьером, а значит уже выглядела весьма хреново. Заштопанный в десяти местах, как тренировочные у алкаша, Франкенвини был совсем не похож на классических Диснеевских собак. Гуфи там или Плуто. Ну, только если Гуфи или Плуто пару раз провернуть в мясорубке, причем вместе. В частности, в отличие от тех же старших мультипликационных товарищей, когда Франкенвини пьет воду, у него из дырок в шее мило так льется, собственно, та же вода. Далее мальчик Виктор пытается социализировать свое любимое дохлое животное, заставляя родителей любить его и выводя колченогое творение в свет. В свете колченогое творение пугает соседей, вызывает стойкое неприятие общества и в результате повторно погибает, спасая хозяина. Соседи, оценив благородство дважды почившего песика, элегантно так и ненавязчиво оживляют его снова от прикуривателей своих мощных американских автомобилей. Невероятно смешно. Просто адски. Особенно, если вспомнить, что вся эта прелесть предваряется фирменной заставкой Walt Disney Pictures.
В этой ранней работе Бёртон уже полностью узнаваем. Тут и его фирменные трупы, и кладбища, и мельницы, и швы, и монохромные сеты. Кроме того, помимо авторского стиля в одной из героинь узнаваема София Коппола.
Бёртона уволили с формулировкой «нерациональное расходование бюджетных средств». То есть, я бы сказал, за артхаус, ведь это его определение. Но не все так просто. Студийные боссы – весьма мудрые люди, надо сказать. Я думаю, они разглядели в короткометражке Бёртона, которую он снял на их деньги, то, что и стало на самом деле причиной их расставания, - протест, динамитную шашку. Пригласить Бёртона в голубой замок – все равно, что пустить Че Геварру на съезд монархистов. Дело в том, что вся эта восхитительная кинематографическая абракадабра, вся эта художественная проекция демонов и фобий имени Бёртона экранизирована на фоне добропорядочной до зубной боли американской семьи. Толерантность к дохлой заштопанной собаке – это, в исполнении Бёртона, стёб и над традиционными общественными, и над классическими внутристудийными ценностями. Он бы еще попробовал «Спящую красавицу» оживить, потом угробить, потом снова оживить. А в промежутке заштопать и фату к голове пришить наглухо. Не увидеть этого стёба было невозможно. Крик детишек тут не при чем. Студии на ее же деньги сняли промо ролик под названием «Вы все козлы». А ведь Тим еще спрашивал у них, шутник, что именно нужно вырезать, чтобы его фильм вышел-таки на экраны. Все нужно вырезать, Тим, все. Примерно так ему и ответили на самом деле. А что еще они ожидали от человека, которому родители заложили кирпичами окно в детской?