Любовь не для всех
Хлоя / Chloe (США, 2009)
Режиссер: Атом Эгоян
В ролях: Джулианна Мур, Лиам Нисон, Аманда Сейфрид
Атом Эгоян, родившийся в Каире канадский режиссер и кинодеятель, многим обязан своему армянскому происхождению. Один из его самых успешных фильмов «Арарат», посвященный геноциду армян 1915—1923 годов, навеян именно этнической солидарностью режиссера. Фильм был вознагражден немалым количеством премий в Канаде, а также был отмечен Обществом политического кино как лучший фильм в области прав человека. В общем, очевидно, какие тематические координаты интересуют Агояна в первую очередь. Там где есть противостояние интересов, права и их утеснения, может получиться неплохой фильм.
Последняя лента Эгояна называется «Хлоя». В каком-то, хоть и весьма узком, смысле она тоже касается темы прав человека. Чтобы заново не изобретать велосипед, предоставлю уже почти каноническое, то есть растиражированное описание из Сети: «Кэтрин – врач, Дэвид – профессор, у них прекрасный сын. На первый взгляд это – идеальная семья. Но однажды Дэвид опаздывает на самолет и пропускает семейное торжество, посвященное его дню рождения. С этого момента Кэтрин начинает подозревать мужа в измене. Женщина заключает сделку с Хлоей – девушкой из эскорт-услуг, которая должна соблазнить Дэвида и предоставить подробный отчет. Но со временем отчеты становятся все более сухими, а встречи двух женщин — все более частыми…». Писали это люди, которые не слишком внимательно смотрели фильм. Однако, правда в том, что нам однозначно намекают на зарождение взаимоотношений между дамами, при том отношений не совсем дружеских.
Несмотря на все достижения сексуальной революции, любое общество по своей сути гетеросексуально и гомосексуальность воспринимает как аномалию, а поскольку речь идет о сексуальных отношениях, и как перверсию, извращение в придачу. Согласен ли с этим Эгоян? Сюжет построен таким образом, что сначала можно ответит на вопрос отрицательно. Режиссер позиционирует себя как прогрессивного и толерантного либерала. Муж, «как и все мужики» двуличный и коварный, этакий член на двух ногах, не способен сопротивляться соблазнам молодости. В этой ситуации немолодой женщине не остается ничего иного, кроме как искать утешения в объятиях воспылавшей к ней любовью девицы. Отмечу сразу, что Хлоя – это и не персонаж вовсе, не живой человек, а некая чистая сексуальность, которая испытывает «на прочность» всех по очереди персонажей фильма.
Активно демонстрируя обнаженные женские тела и женские ласки, фильм поначалу как бы просвещает консервативного зрителя. Это нормально, якобы утверждает Эгоян. Тут нет ничего сверхъестественно ужасного. Однако увлекшись обнаженной грудью, режиссер потихоньку превращает весь эмансипативный потенциал в нечто совершенно другое. Лесбийские ласки лишь удваивают мужское удовольствие патриархального властителя. Ибо за те же деньги он получает вуаеристическое удовольствие от наблюдения уже не одного, а двух тел, сводя женщину лишь к объекту взгляда.
Поэтому не удивительно, что именно жена, а не муж не проходит проверку «эросом». Ведь именно она, точное ее обостренная подозрительность, заварила всю кашу, навязав происходящему параноидальную сверхинтерпретацию. Получается, Эгоян рассказывает зрителю очередную маскулинную историю грехопадения Евы, с той лишь разницей, что змий-искуситель тоже принадлежит к слабому полу. Что до финала фильма, он предсказуемо-нормализирующий. Все аномалии расставляются по местам и Хлоя, эта лесбийская угроза моногамной семье беззастенчиво и безжалостно элиминируется. Торжествуют семейные идеалы.
«Хлоя» хотя бы уже на уровне названия наполнена явными античными намеками (Дафнис и Хлоя, Лесбос и т.д.). Возможно, это свидетельствует о том, что Эгоян пытается убедить нас в универсальности происходящего в его фильме. Мол, такие чувства, наборы героев, проблемы и развязки существовали, существуют и будут существовать, темы эти вечны. Однако подобная сюжетная цикличность подрывается самим режиссером. Трудно не заметить в каких декорациях происходят события фильма: шикарный дом с впечатляющим дизайном, роскошные авто, престижные профессии главных героев… Трудно сказать, как реагирует на подобную обстановку целевая англоязычная аудитория, но зрители простого киевского кинотеатра шумно восхищались («Вот это тачка» - - «А хата еще круче»
. Так вот, развертывая драму на фоне жизни классовой элиты, Эгоян превращает все происходящее в локальные игры богачей. Мол, все проблемы – это эффект их сущностной испорченности, оттого что «с жиру бесятся».
Пузырь универсальности лопается – и все-все, начиная от лесбийских игр среднего возраста и заканчивая хай-тек приемной простого врача-гинеколога оказывается таким далеким, что эмпатия в эту реальность кажется почти невозможной. Из-под наслоений классовой шелухи виднеется лишь проблема старения и любви, вновь актуализированная Эгояном. Вовсе не классовый конфликт, а конфликт поколений, противостояние молодости и старости – вот ключевой антагонизм современности, утверждает Мишель Уэльбек. Современное общество жестоко, оно оставляет прерогативу любви за молодыми… «В сегодняшнем мире можно заниматься групповым сексом, быть би- и транссексуалом, зоофилом, садомазохистом, но воспрещается быть старым». Печальным локальным свидетельством тому может служить вульгарный смех молодых зрителей в эротических сценах. Так сказать, постарел – прочь с дистанции. В фильме эта проблема проявляется под соусом пресловутого кризиса среднего возраста, жертвой которого выступает главная героиня. Ведь если копнуть глубже, толчком к развитию фабулы становится не столько «греховная» фигура Хлои, превращающая фильм в консервативный патриархальный спектакль, сколько нарциссический кризис Кэтрин.
Стас Мензелевский