«Царь» – очень типичное кино для отечественного кинематографа. Умышленно или нет (скорее да, чем нет), Павел Лунгин сделал фильм, насыщенный элементами, характерными ещё для «Ивана Грозного» Эйзенштейна и многих других картин с экспрессией по одному из прочтений Станиславского. В самом деле, актеры (за исключением Олега Янковского) в течение всего фильма страшно кривляются, неестественно хохочут, орут и дергаются в припадках. Не совсем понятно, зачем Лунгину, довольно тонко чувствующему режиссеру, понадобились такие грубые способы выражения состояний персонажей. Где он видел такое нелепое поведение людей, что в каждом проявлении сквозит фальшь? Конечно, кино не должно быть калькой с реальности, безусловно оно есть метафорическое описание действительности, её эмоциональное, быть может философское, отражение. Но все же нет ясности, для чего так грубо изображать эмоции и характер героев, когда их можно представить более деликатно, без страшных гримас, вращения глаз, перекошенных ртов и срывающихся от напряжения голосов. А чего стоит один смех жены Ивана Грозного, этот образец нарочитости и противоестественности, от которого зрителю становится неловко, как будто он сам так неумело играет. Вызывает некоторое недоумение и выбор актеров. Роль Малюты Скуратова исполняет Юрий Кузнецов, а царского шута – Иван Охлобыстин. Есть предположение, что наоборот было бы точнее. С другой стороны, актерский состав не так уже и важен в случае Лунгина – режиссер достаточно жестко формулирует роли и пересекает попытки актеров добавить частичку от себя. То есть, в случае «Царя» зрителю представлено исключительно лунгинское видение эпохи и её людей, что само по себе, при некотором размышлении, довольно комично. Отдельного внимания заслуживает финал, откровенно наивный и глупый.
Фильм начинается с того, что Иван Грозный (Петр Мамонов) ожидает к себе игумена Филиппа (Олег Янковский), чтобы сделать его митрополитом. С Филиппом его связывают давние товарищеские отношения, кроме того, царь преследует определенные политические цели по стабилизации положения в государстве. К тому же царя мучает совесть за тонны пролитой им крови, он хоть и ощущает себя помазанником божьим и праведным царем, в тоже время, как человек, осознает всю свою грешность. И посредством Филиппа он по всей вероятности надеется избежать кары на том свете и одновременно получить дополнительное оправдание своим поступкам на этом.
Филипп, явившись к царю, наблюдает сюрреалистическую сцену, которую, как можно понять по выражению его лица, разыгрывают сумасшедшие – стоящего на коленях и вопящего жалобные молитвы Ивана Грозного тащат на ковре куда-то по снегу и за ним ползет и валится весь русский народ. Впоследствии Филипп наблюдает и другие тоталитарные замашки царя – пытки невинных людей с целью принуждения их взять на себя вину, жестокие казни, кровавые развлечения. Филипп честно пытается образумить царя и даже действием воспротивится его жестокости, что, естественно, приводит к конфликту. На фоне этой фабулы отчетливо вырисовывается проблема богоизбранности царя – с одной стороны совершенно очевидна его неоправданная и чрезмерная жестокость, с другой в ряде эпизодов исподволь говорится, что, тем не менее, он и его дела угодны Богу. С этим связана единственная комическая сцена в фильме – когда Грозный, подстрекаемый шутом, велит небу ударить молнией, и вскоре молния действительно является. Слегка испуганный, Грозный просит прощения у Бога, и говорит, что он просто пошутил. Пожалуй, это один их очень немногих искренних и правдивых эпизодов в фильме, большая же часть ленты, к сожалению, отдает провинциальной театральной постановкой и гротеском.
Фильм начинается с того, что Иван Грозный (Петр Мамонов) ожидает к себе игумена Филиппа (Олег Янковский), чтобы сделать его митрополитом. С Филиппом его связывают давние товарищеские отношения, кроме того, царь преследует определенные политические цели по стабилизации положения в государстве. К тому же царя мучает совесть за тонны пролитой им крови, он хоть и ощущает себя помазанником божьим и праведным царем, в тоже время, как человек, осознает всю свою грешность. И посредством Филиппа он по всей вероятности надеется избежать кары на том свете и одновременно получить дополнительное оправдание своим поступкам на этом.
Филипп, явившись к царю, наблюдает сюрреалистическую сцену, которую, как можно понять по выражению его лица, разыгрывают сумасшедшие – стоящего на коленях и вопящего жалобные молитвы Ивана Грозного тащат на ковре куда-то по снегу и за ним ползет и валится весь русский народ. Впоследствии Филипп наблюдает и другие тоталитарные замашки царя – пытки невинных людей с целью принуждения их взять на себя вину, жестокие казни, кровавые развлечения. Филипп честно пытается образумить царя и даже действием воспротивится его жестокости, что, естественно, приводит к конфликту. На фоне этой фабулы отчетливо вырисовывается проблема богоизбранности царя – с одной стороны совершенно очевидна его неоправданная и чрезмерная жестокость, с другой в ряде эпизодов исподволь говорится, что, тем не менее, он и его дела угодны Богу. С этим связана единственная комическая сцена в фильме – когда Грозный, подстрекаемый шутом, велит небу ударить молнией, и вскоре молния действительно является. Слегка испуганный, Грозный просит прощения у Бога, и говорит, что он просто пошутил. Пожалуй, это один их очень немногих искренних и правдивых эпизодов в фильме, большая же часть ленты, к сожалению, отдает провинциальной театральной постановкой и гротеском.
Прежде всего, люди не понимают. Не понимают главного, а именно того, что же есть такое кино. Это ведь не вид чистого искусства, пришедший на смену театру и литературе. Это всего лишь род коммерческой деятельности. То есть предприятие по деланию денег. А значит, единственным мерилом ценности кинофильма являются кассовые сборы – и с данным показателем у «Аватара» всё просто замечательно.
Потом, техника, которой приходилось воевать – китайская. Ну, а какая ж ещё? Посудите сами: на главной летающей машинке, с которой руководит сражением отставной военный, нарисован китайский дракон. Стёкла вертолётов, в условиях непригодной для дыхания атмосферы, – обыкновенные, пробиваемые заурядной стрелой. Победишь тут, как же. Хорошо ещё, что полюбившиеся Голливуду ещё со времён второй «Матрицы» человекоподобные шагающие погрузчики ни разу не дали промашки. А махать огромным ножом – пришлось.
, групп Theodor Bastard и «*опа, Новый Год!», а также для проекта великого и ужасного Майка Паттона Tomahawk.
