Русский «Царь»

[фильмоскоп]

Фильм Павла Лунгина «Царь» вызвал бурную дискуссию. Это само по себе говорит о его значимости. Если произведение не оставляет нас равнодушными – значит, это на самом деле произведение искусства, а не подделка под него. Но кто не согласен с режиссером и почему? Чей сон и покой он потревожил?

Этот фильм Лунгина, в отличие от «Острова»– предельно жесткий. С первых же кадров события с экрана врываются прямо в сознание зрителя. Просто врубается в него, как беспощадная сабля.Обезглавленные куры, бьющиеся на снегу в самом начале фильма – это страна, над которой потешается опричная свора… Вся картина (а про фильмы Лунгина так и хочется сказать, как это было принято еще недавно, «кинокартина», они того достойны) исполнена символов. Девочка, сирота из подвергшейся опале семьи – как образ простой народной души. Той самой, что все время стремится убежать от надругательства, от ужасов окружающих ее порядков – в скит ли, в пустынные леса или в «блаженство». В своей детской вере она пытается остановить свирепое насилие иконой Донской Божьей Матери – но медвежьи клыки вырывают икону из рук, тяжелая лапа зверя губит еще одну жизнь. Казалось бы, в этот момент погибает сама душа страны, ее будущее…

Еще одна картинка... Светлое небо, на фоне которого – самодержавный герб рядом с кольями, изобретенными немецким авантюристом Штаденом для терзания «русских воров». В опричнине – сброд из всех народов. Рядом с канонически-бородатыми русскими дворянами Басмановыми и Скуратовым – бритоголовые татары, жестокая царица-«черкешенка» Мария Темрюковна. Горит подожженный по приказу Малюты Скуратова монастырь, где нашел свой последний покой митрополит Филипп Колычев. Падает на землю, охваченный пламенем, церковный купол…

Символы этого фильма яркие, но по сути своей незатейливые. Гораздо сложнее образ самого царя Ивана Грозного, с потрясающим правдоподобием сыгранный Петром Мамоновым. Царь не показан просто маньяком, как утверждают некоторые. Напротив, Иван Васильевич наделен всеми человеческими чертами: способен привязаться к девочке-сироте и сойти с трона, чтобы показать ей «зверушек». Царь бесконечно одинок и ищет опоры в праведном игумене Соловецкого монастыря Филиппе. Главное, что постоянно просит земной властитель Иоанн у Бога – это любви. «Господи, покажи, что ты любишь меня…» Царь истово верует, но только вера эта – не человеческая. «Как человек я грешен, – говорит самодержец при своем последнем свидании с заточенным митрополитом Филиппом. – А как царь праведен!» Это разделение на человеческую и царскую «праведность» и ведет к трагедии для всех. В том числе – и для самого царя. Даже его любовь или привязанность к кому-либо убивают. Фактически гибнут от них и девочка-сирота, и митрополит Филипп.

Человек, поставивший себя выше всех законов (человеческих ли, христианских) и сделавший это во имя амбициозных политических целей, на деле просто одержим страшной гордыней. И он не может не стать тираном и убийцей, безжалостным и кровавым мучителем целого народа.

Финал жизни замечательного актера Олега Янковского, сыгравшего митрополита Филиппа – случайно ли, нет? – совпал с его последней ролью. Наверное, никто лучше справиться с ней не мог... Путь Филиппа Колычева из Соловков в Москву по царскому вызову – это путь на Голгофу. Кажется, он сам это понимает, и все же соглашается с предложением царя принять митрополитский сан. Надеется сперва, что сможет хоть как-то облегчить муки жертв репрессий. Но только «милость» царская – это всего лишь быстрая казнь для обреченных на страдания. И митрополит выполняет данное царю обещание – до конца говорить правду. Правду цари не любят, даже когда и просят о ней,– и Филипп Колычев обрекает себя на заклание. С невероятной духовной твердостью предпочитает он мученическую смерть сотрудничеству с самодержцем-извергом.

С этим фильмом в российское киноискусство возвращается психологизм. Здесь нет второстепенных ролей. Любой персонаж здесь тщательно выверен – и исторически, и психологически. Кстати, за историзм и реалистичность создателям картины надо сказать отдельное спасибо. Нет пошлой буффонады, как во многих «исторических» сериалах последнего времени. Есть отдельные натяжки и переигрывания (как с казнью медведем или девками на «субботнике»), но в целом подавляющее большинство сцен правдоподобно. Даже ратники под Полоцком показаны не по-голливудски сияющими, а во фронтовой обстановке, в затертой и запыленной одежде и доспехах. А сцена битвы – это не блокбастерное шоу, а действительно страшное, в кровавом оскале, лицо войны…

Самостоятельный персонаж в фильме – опричники. Они тоже выведены весьма достоверно. Рядовые опричники – подлинные отморозки и отбросы, извращенцы, как младший Басманов или сатанинствующий царский шут (вообще же многие современники считали опричнину тайным сатанинским орденом). Однако основной мотив поведения их руководителей, Алексея Басманова или Малюты Скуратова, вполне рациональный и прозаический – быть самыми влиятельными при «государе», пользоваться всеми материальными благами и никого, в том числе и праведных священников, к царю более не подпускать. При этом Малюта Скуратов даже не желает изображать, что сам верит в сфабрикованные им дела против «изменников», продавшихся за «новгородские деньги». Малюта по-своему «гуманен», с легким сердцем он предлагает обреченным не упрямиться и выбирать быструю смерть. Он нежно любит своего малолетнего сына и искренне уважает митрополита, которого через несколько минут убьет. Такова логика самодержавия и основы его становления – опричнины.

Еще один коллективный и собирательный образ – народ. Недоброжелатели фильма обвиняли его в том, что, дескать, «государствообразующий русский народ показан в самых отвратительных тонах». Это неправда. Вот в конъюнктурном фильме «Адмиралъ» «государствообразующий» (каковым он в 1917 году, а отнюдь не во времена Ивана Грозного действительно являлся) русский народ показан в совершенно отвратительных тонах – так, чтобы оттенить на фоне якобы бессмысленных восставших рабов всю прелесть и утонченность белогвардейцев-аристократов (некоторые из них, например, как барон Унгерн, были настоящей реинкарнацией живодеров-опричников). В фильме же «Царь» народ показан в сугубо историческом контексте – безмолвно внимающий государственным указам, которые велят «радоваться мучениям царских врагов». Что народная толпа иногда и делает, становясь фоном для оргий «кромешников». Но ведь за неповиновение – казнь…

Одна из самых сильных сцен фильма – это приход Ивана Грозного к укрывающимся на подворье митрополита опальным воеводам. Смерть приходит к ним в образе царя, приходит под сенью цветущих деревьев. Здесь, в этом подобии Гефсиманского сада, Иван Грозный ведет себя как Иисус Христос (вернее, Лжехристос), Иуда Искариот и Понтий Пилат одновременно. Так, в конечном итоге, и самодержавная власть как таковая, сама предала и сама приговорила себя.

Можно смело сказать, что фильм Павла Лунгина стал подлинным прорывом в постсоветском кинематографе за последние почти что два десятилетия. Трудно сказать, смогут ли оценить этот фильм на Западе – ведь для этого надо быть не только прогрессивным интеллектуалом, не только понимать, но и чувствовать эту трагедию.

Власть и общество, государственное насилие и человек – эта проблема возникла совсем не при «коммунистах», на очернение которых некоторые, в России и за ее пределами, так не жалеют черной краски. Но оказывается, митрополитов казнили, а церкви сжигали и за многие столетия до «диктатуры пролетариата», просто по приказу царя… Очевидно, фильм возвращает российское искусство к его подлинной традиции, где художник наряду с праведным пастырем был совестью нации, а не просто мастером-ремесленником в цехе развлечений.

Фильм Павла Лугина еще раз свидетельствует, что рано или поздно человеколюбие и духовная сила восторжествуют над «тьмой кромешной».


Павел Лисовский

Впервые опубликовано в интернет-журнале Рабкор.ру

Comments

[Mishka-Panda]

Человек, поставивший себя выше всех законов (человеческих ли, христианских) и сделавший это во имя амбициозных политических целей, на деле просто одержим страшной гордыней. И он не может не стать тираном и убийцей, безжалостным и кровавым мучителем целого народа.
1.Время было жестокое,даже судья в крошечной Саксонии казнил больше своего народу, чем Иван.
2.Крупный феодал в эру огнестрельного оружия, это уже анахронизм.
«Основная черта Ивана Грозного — это его маниакальная страсть к огнестрельному оружию. В русском войске впервые появляются отряды, вооруженные пищалями, — стрельцы, которые постепенно становятся костяком армии, отнимая это звание у поместной конницы. По всей стране возникают пушечные дворы, на которых отливают все новые и новые стволы, крепости перестраиваются под огненный бой — у них спрямляют стены, в башни устанавливают тюфяки и крупнокалиберные пищали. Царь всеми способами запасает порох: покупает, ставит пороховые мельницы, он обложил города и монастыри селитряной повинностью. Иногда это приводит к устрашающим пожарам, но Иван IV неумолим: порох, как можно больше пороха!»
3.Кроме того, что основные жертвы Иоана страдали от потери своей актуальности, они ещё и зверствовали, когда у них была такая возможность не меньше своего гонителя.
«То есть, князь дважды изменил Отечеству, попался, но не был повешен на осине, а целовал крест, христом-богом клялся, что больше не будет, был прощен, снова изменил... Однако при всем том царю пытаются поставить в вину не то, что он не покарал предателя, а то, что продолжает ненавидеть выродка, приводящего на Русь польские войска и проливающего кровь русских людей.»
4.Иван собррал обширную библиотеку, кое-что сделатл и для развития образования в стране.
5.Многие общества гордятся и худшими правителями
«по подозрению многих историков, байка про разорение Новгорода внаглую списана со штурма и разорения Льежа бургундцами Карла Смелого в 1468 году. Причем плагиаторы даже поленились сделать поправку на русскую зиму, в результате чего опричникам пришлось ездить на лодках по Волхову, который в тот год, по свидетельству летописей, промерз до самого дна.»
6.Иван расширил границы государства.
7.Решался главный вопрос, а будет ли вобще такая страна Россия.
Решался и переговорах, и в битвах.
8.Опричник, это не демон из ада, а простой безродный помещик, или наёмник из Европы.