Ларс фон Триер, Лени Рифеншталь и все-все-все
История с высказываниями Триера на пресс-конференции в Каннах (о том, что он нацист, понимает Гитлера и т. п.) вышла за рамки рядового скандала почти сразу. Но еще раз коснуться этой темы меня заставила реакция некоторых интернет-пользователей на мой предыдущий текст на эту тему (http://drugoe-kino.livejournal.com/2265013.html#cutid1).
Если брать в масштабе всего рунета, то более всего бросаются в глаза две крайности: первая — нескрываемая радость сетевых доморощенных нацистов, мол, «нашего полку прибыло» и тому подобное; вторая крайность — уподобление Триера немецкому режиссеру и актрисе Лени Рифеншталь, служившей главным кинопропагандистом Третьего Рейха.
Некорректность второго взгляда заметна сразу. Рифеншталь была трудолюбивой ремесленницей от кинематографа (и, конечно, далеко не гением), которая искренне верила нацистам, получала от них щедрое финансирование и не просто высказывалась в профашистском духе, а еще и приложила активные усилия к созданию и распространению нацистской пропаганды на экране; по сути, выступила сообщницей Гитлера.
С теми же, кто пытается превратить Триера в модный аргумент в пользу своих пещерных взглядов, любые дискуссии тщетны: узколобость и неумение слышать никакого иного мнения, кроме своего собственного, — идеально непробиваемая позиция, очень, кстати, распространенная в Сети. Что же касается моих мотивов, то мне (и многим другим) дорог кинорежиссер Триер, в отличие от кое-кого из тех, кто сейчас поднимает его на щит.
Следует еще раз напомнить и уточнить. Триер не нацист. Клод Лелуш, сказав, что Триер совершил кинематографическое самоубийство, ошибся. Лелуш, между прочим, прибавил, что художники должны быть образцом для других. Осмелюсь возразить: художники никому ничего не должны. Там, где им навязывается определенная обязанность, в опасности оказывается искусство. Яркий пример — Берлинский кинофестиваль, на котором художественные критерии фильмов-конкурсантов давно уступили место социальной или политической актуальности при отборе картин для программы и при вынесении вердиктов жюри.
И все же есть такая вещь, как публичность. Как публичной, известной персоне, к мнению которой прислушиваются, Триеру следовало понимать, что и где он говорит — даже избавляясь от депрессии посредством неуклюжих черных шуток, даже ища вдохновения в энергии скандала. Не мог не сознавать, на какой именно трибуне находится, какую огласку приобретает каждое слово, сказанное в Каннах. И каким бы спорным(в том числе мне) ни казалось решение руководящего совета кинофорума, все же оно на тот конкретный момент было наиболее оптимальным.
Остается сказать о надеждах. Надеюсь, объявление Триера персоной нон грата распространялось только на этот фестиваль. Что с его стороны больше не будет таких дурно пахнущих выходок. Что он снимет еще не один великий фильм. И что талантливый режиссер победит в нем нервного, недоброго и несдержанного человека.
Дмитрий Десятерик