Один мой форумный коллега перед тем, как посмотреть этот фильм рекомендовал выпить и выкурить сигарету. Про подрочить он ничего не говорил, но именно это я и сделал. Я не курю, а пить стараюсь всё меньше и меньше из-за нанесённых алкоголем моему организму психофизических травм.
Коллега ждал этот фильм два года, а я не ждал и дня. Девяностые пусть и прошли у меня перед глазами, но мне не близки, а если всё же как-то трогают за душу, то совершенно в ином ракурсе нежели в произведениях Пелевина.
Пелевин же мне вообще не нравится.

У каждой эпохи, даже у самой гаденькой, есть свой трибун. Тот человек, тот автор, тот творец, который выковал из культурного материала форму.
Неважно как и что он выковал, здесь главное не качество, а то, что этот человек стал трибуном эпохи. Из-за этого если кто-то скажет девяностые, то какой-нибудь книжный червь, очкарик промямлит Пелевин.

Почему обязательно очкарик? Почему обязательно книжный червь? Откуда такие, понимаешь, оскорбления?
А потому, что эти самые девяностые – выжженная в культурном плане земля. В них не писались книги, не снимались фильмы, а вся культурка ограничивалась монструозной нелепостью скажем Шемякина(я ему статую Петра всё простить не могу) и одиозного слова – слова, именно слова, кому интересно и кто знает, что творил грузинский человек скрывающийся под этой фамилией – Церетели.
И самое главное, не читались в ту эпоху ни книги, не смотрелись – фильмы, одно купи-продай, в основном – кроссовки и сникерсы на площадях и улицах, занесённых в реестр мирового наследия.
Читали те, кто был вне главной задачи эпохи, выбивания бабла из неживой уже тушки старой государственной материи. Для них и писали. А раз читатель столь мал, убог и немощен – за качеством не следили.

Почему-то вспомнился один поклонник экранизированной этим фильмом книги. Назовём его давайте Фимой. Не знаю почему, но с тех пор как пришёл в ЖЖ я и читаю этого Фиму. Как и где его нашёл – уже не знаю. Отношусь с симпатией, но не признаю. И вот сколько я этого Фиму помню, сколько его читаю, он эту книгу певозносил. Утверждал, что она окажется в русской классике.
Потом Фима написал книгу собственных мемуаров неудачливого коммерсанта, удачливые, заметьте, блогов не ведут, и назвал её “Коммерс”.
Я в те годы видел разный бизнес, можно даже сказать всевозможный, естественно через призму деятельности родителя. Родитель это слово не любил и себя так никогда не называл, поскольку сказал как-то, я как Отче наш, который к стыду своему не знаю, запомнил, что слово “коммерсант” – это сегодня, т.е. в девяностые, по смыслу чуть лучше слова “педераст”, да и то не факт.
Вот Фима вдохновившись Пелевиным и обозначил свою книгу мемуаров. Мне кажется, что это символично. И даже не из-за того, что книга у Фимы не получилась.
Ну кто ещё будет писать про девяностые в девяностые?

Начало двухтысячного года, я только начал собирать свою библиотеку и оказавшись на книжной ярмарке в ДК Крупской увидел картину, которую запомню на всю жизнь.
Стоят в углу зала два додика, два таких “интеллигента” и говорят друг с дружкой:
-- Посмотри, здесь столько книг, а эти(с презрением на окружающих) всё ходят здесь и что-то рыскают.
Абсурдная картина. При этом было совершенно понятно, что додики всю свою жизнь будут продавать книги.

В девяностые книги были не модны, о них не говорили, а если говорили, то вспоминали не каких-то современных авторов, а людей, чьи имена гремели в предыдущие десятилетия и тут, уже к самому концу, перед началом нулевых вдруг появился Пелевин.
Мне почему-то здесь виден социальный подтекст.

Всё раздербанили, всё поделили. Бабло осталось при хозяевах. Кому-то надо бизнес баблосодержателей и их нужды обслуживать – появились менеджеры среднего звена и прочие “бухгалтеры”.
В то время, когда на 50$ можно было жить семье в столице, эти “белые воротнички” с их видимым разве что снизу благополучием казались кем-то. Это сейчас, когда Москва по среднему доходу – девятый регион мира, никого этим не удивишь, это обыденность, а тогда было что-то с чем-то. Гоголем ходили наёмные рабочие, т.е. в лучшем случае “средний класс” по мировым меркам.
Сегодня это кажется смешным, а тогда было пафосно.
В общем, такому потребителю и понадобился автор, который опишет “успешного человека в девяностые”, тем, кто был по-настоящему успешен, никакой автор, никакая книга естественно нужны не были.

Вот и появился Пелевин со своим Дженерейшеном. Книгой, которая что-то там отбила. Да ничего она не отбила. В книге один лишь дешёвый цинизм и ретроспектива полной профессиональной уёбищности всех участвующих персонажей. Истинная икра, водка, балалайка. Гордиться нечем, можно только плакать.
И сам Пелевин. Писатель одного аккорда.

Все мы знаем слово “хуй”, которое часто пишут на стенах. Не все мы когда-то доподлинно не понимали его смысл, вот это слово и писали на стенах. Чем больше люди понимали смысл, тем меньше слово писали. Так же и с Пелевиным и его сатирой.
Сначала – никто такого не писал, круто. Потом заход в реки Иордана имел всё меньше творческих последствий. Нет, Пелевин хороший сатирик и мастер эпизода, но посмотрите на динамику его книг, как уменьшается там количество этих качественных эпизодов.
Сначала в достатке, затем по одному на десять страниц, а потом вообще какая-то ущербная копипаста ЖЖ пошла. Пелевин перестал удивлять и он закончился, а это значит и не было никогда Виктора Олеговича как большого писателя.
Умело манкировал временем и наивностью советского человека – да, но время и наивность имеют свойство уходить. Вот они и ушли и теперь Пелевин пишет фельетоны в журнале “Финанс”, не знаю кто их читает.
Говорят, рокерам надо умирать молодыми. Это не музыканты в первую очередь, это бунтари. Тоже самое можно сказать и про Пелевина. Рокер постарел. Волосы поседели. Остались дряблые мышцы, пивной живот и работа лабухом перед жрущей выпившей аудиторией. Впрочем, у Виктора Олеговича остались чёрные очки.

Надо было снимать кино про рокера, а не про то, что он писал обдолбавшись какой-то дрянью. Ничего хорошего в таком состоянии не напишешь. Да и в рокерском процессе это неважно.

А теперь про сам фильм. Немного. Я сходил в кинотеатр впервые за год и надо признаться, остался доволен. То ли фильм, если не хороший, то нейтральный, то ли смена обстановки и забытые ощущения от живого просмотра сыграли роль.
В целом я не понимаю, зачем такую книгу экранизировать. Там ведь всё держится на ассоциативном ряде, а в кино пока три измерения, а не четыре. Можно снять только фильм по книге, это отчасти удалось, если считать средний фильм за фильм.
Я думал, что режиссёр постарается отбить время в нюансах: вот идёт Вавилен по улице в конкретный год, а там в качестве фона этот самый год. Иначе ведь никак. Это же книга об эпохе всё-таки. С этим не получилось. Решили экранизировать пелевинский мастер-класс шуток, но это ведь не главное.
Не творец оказался режиссёр, намного больший нетворец чем Пелевин.
Главный герой – неплохой актёр, но “заточкой” лет на десять моложе. В фильме много хороших актёров, разве что непонятно причём здесь Трахтенберг, хотя в его клипе с Лебединским девяностых намного больше чем в этом фильме, но эти актёры не вытягивают.
В итоге получилась средняя комедия под Пелевина и под девяностые. Скоро видать будут делать канализацию под бакинскую. Для ассоциативного ряда.
На троечку.

P.S. Написал эту галиматью через час после просмотра фильма, чтобы читатель был в курсе.

URL записи