Романтику понимают по-разному. Шампанское, фрукты и две свечи на столе – таков банальный романтический вечер. Расхожие штампы для жизни и кино. Но романтика не набор стандартных предметов, а некое неизъяснимое ощущение особой совершенной красоты явления. «Овсянки», новое российское road movie + мокьюментари, - это романтическое прощание двух мужчин средних лет с возлюбленной и женой.
Начало фильма в духе соцреализма: унылое селение, маленький завод. К счастью, вскоре начинается другое кино: Умирает Таня, и герои пускаются в путешествие по Нечерноземью, по своей уходящей культуре и по жизни назад, в прошлое. Окружающая природа прелестна, безмятежна, акварельные голые деревья и поля – идеальный фон, смягчающий печаль. Голос автора вторит камере буднично, текст прекрасен настолько, что как дрожащий воздух наполняет кадр. Литературные достоинства прозы Осокина очевидны, no comment.
Директор Мирон, фотограф Аист и мёртвая женщина в машине едут на похороны в городок, где были счастливы молодожёны. Воспоминания Мирона и Аиста. Затем обряд похорон. Начало возвращения домой и конец – воссоединение для всех. Вот вкратце сюжет.
Герои – меряне. Метафора. Вывернутое наизнанку представление русских о Руси. Великий народ огромной страны и маленькое ассимилированное племя. Русский народ благодушен, всех принимает, забывчив и не мелочен (богат – не жалко). Меряне держатся рядом, защищают и хранят чуднЫе обычаи и старые обряды, другого-то не осталось. И совершенно прозрачно, меряне – это мы.
Несколько спорных моментов.
Свадьба. Вплетение ленточек в лобковые «женские волосы» невесты, которые в брачную ночь расплетёт жених – обычай мери. Подглядел ли его где-то автор, или он просто озорник. Почему бы нет? Русско- совковые свадебные обычаи с выкупом невесты у соседей по подъезду, с продажей кусков торта гостям и бородатыми шутками тамады и т.п., бесспорно приятнее и пристойнее.
Похороны. Неловкие мужчины заплетают те же ленточки. Молодая покойница – как невеста. Мирон тщательно расчёсывают Таню, обмывает. Без гроба, в покрывало, на заднее сиденье машины с собой, как живую спящую. Никаких формальностей, врачей, никто не знает. Горе слишком велико. Сочувствие чужих невыносимо. Прощание интимно. Даже милиционер (чистая фантастика!) пропускает машину с мёртвым телом без документов, зная мерянские обычаи. Меряских кладбищ нет. Мирон сжигает жену, несёт прах и кольцо в реку – символ бессмертия мерян. Опять его неказистые движения, скупые, ритуальные – скрываемое страдание. Позавидовала такому прощанью.
Недавно я стояла на нашем кладбище. Дороговатый и жуткий гроб, кучка ждущих родных на морозе и один могильщик в униформе. Торопясь, грубо, с грохотом сыплет землю на гроб женщины так долго всеми любимой. Обязательные поминки в дешёвом ресторане, бабки-соседки, много водки и вина. Наши обычаи. Похороны не могут быть изящны, но от русских ещё тяжелее на душе.
И, наконец, тот пресловутый разговор о трёх дырочках. Цитирую. «Все три дырочки у Тани были рабочие. И распечатал их именно я». Провокация режиссёра Федорченко, делящего в начале пути зрителя на: мой/не мой. Праведный гнев или понимающая усмешка? Мирон «дымит» - рассказывает Аисту о своей супружеской жизни. Процитированная фраза вырвана из длинного разговора. Что так возмущает, господа хорошие: что дырочек три или что Мирон об этом вслух? Говорил он нежно, слова подобрал неслучайные. Зачем о «дырочках»? Рядом с ним друг-соперник. Мирон обожал жену, та принимала его любовь. Аист же нравился Танюше, подсознательно она и Аист чувствовали себя теми самыми двумя половинками. И с наивностью подростка Мирон утверждает свою собственность, Таня принадлежала ему вся. Так человечно: гордость, ревность, небольшая месть жене, а может и привирает про «три». Душа Танюши рядом, наполняет окружающее пространство, двое мужчин продолжают своё соперничество за неё.
Положа руку на сердце, разве масса мужчин не мечтает о «трёх дырочках», судя хоть по популярности и разнообразию бесплатного порно в интернете? Лицемеры, господа. Или православие въелось намертво: миссионерская позиция и ни-ни!
Следующий спорный эпизод – две шлюхи, с которыми мои романтические герои переспали в своей скорби. Чудесный эпизод! Два одиноких, обиженных ребёнка, брошенных любимой женщиной, матерью. Зарыться в женское тело – снова найти себя, быть в мире с собой, необходимость слабости у сильных мужчин. И скромненькие деревенские девушки преображаются почти в красавиц – так им благодарны.
То, что можно Кортасару и Бертолуччи, не положено, видимо, Осокину и Федорченко.
ИМХО, весь фильм – простота и поэзия. Но искусство субъективно.