Во Владивостоке тепло, можно купаться. Кругом зелень и мокрый от дождя асфальт. Медленные лодочки в море, стаи голубей на площадях. Но обо всем этом узнается как-то впопыхах, вразброс, когда камера отвлекшись смотрит с балкона. Главная героиня, Геля, как будто бы выключена из этой бурной внешней жизни. Она существует в мрачных переборках своих внутренних комнат. Вот она впервые появляется в кадре: стоит в полутемном коридоре, надевая сережки. Вот дальше: яростно стирает в тазу, одиноко ужинает на кухне. И все это в безвоздушном, затхлом пространстве.
«Сказка про темноту» с трудом впишется в ряд российских фильмов о женском одиночестве. Это не «Богиня: как я полюбила» и не «Приходи на меня посмотреть». И различия тут не только стилевые. В первую очередь, «Сказка», говорящий на более универсальном языке, фильм об одиночестве вообще. Да и сдержанная холодноватая Геля вряд ли похожа на женщину. Даже профессия у нее типично мужская. Димыч, нетерпеливо лапающий ее в отделении, замечает: «Да сними ты китель! А то как будто мужика лапаешь».
Женщина, одетая в мужскую одежду всегда эротична. Только если это не милицейский китель. Который становится для Гели маркером инаковости. Даже придя на день рождения одноклассницы она не может слиться с пьяной компанией, и тут же становится жертвой унизительной игры «искупай мента». Геля не заплачет. С невозмутимым лицом она выберется из воды, правит юбку и пойдет обратно по песчаной косе. Также невозмутимо она общается с мужчинами. Она никогда не плачет и не смеется. До какого-то момента она терпеливо выносит жалкое мужское вожделение, потом быстро отыгрывает его назад.
Можно сказать и сама она манипулирует мужчинами. В Геле вроде бы есть эта женская легкость, податливость, но сквозь нее тут же просвечивает жесткий каркас. Эта жестокость предопределена местом рождения –пустыней города. И это не только пустыня города, но и шире- пустыне вселенной, опустошенная женщиной. Как выглядят мужские обитатели этой вселенной? И Баграт и коллега Димыч не выходят за рамки заявленных личин, они традиционно желают от героини только ее тела. Но Геля и сама не пытается с ними разговаривать, коммуникации не происходит. Было бы большой натяжкой сказать, что главная героиня страдает от одиночества, скорее уж от недостатка себя. И в этой безнадежной попытке залатать дыру, пытается прижаться к мужчинам, которые находятся рядом.
И только лишь в силу какой-то врожденной женской щепетильности не может так запросто принимать мужчин. «Секс? Это же негигиенично». Геле нисколько не свойственно женское кокетство. У нее нет семьи, нет матери, нет даже кошки. «Зачем мне замуж? Мне и так хорошо», -какие есть основания ей не верить. Ей действительно хорошо в том смысле, что темнота в ней живущая, вряд ли изменит свою плотность от наличия или отсутствия мужчины рядом. И это действительно очень ценное замечание, потому что обычно наивные героини мелодрам, основываясь на стереотипах фаллоцентристского общества, свято уверены, что появление рядом сильного мужского плеча поможет перевести их жизнь на качественно иной уровень. Как бы не так . «Помоги себе сам», как поется в одной известной песне.
Мир вокруг Гели –текучий. Как и Владивосток, который стоит на воде, составляющей суть женской природы. Но Геля противоположна этому миру. Она как независимый субъект стремится сбежать из текучего мира. Здесь уже –основная эволюция героини. На протяжении всего фильма она существовала как предложный падеж, как предмет отвечающий, но не действующий. и вот в конце нелепая неловкая фраза «Я люблю тебя, Димыч», которая, конечно, собственно Димычу нисколько не нужна (если бы хоть когда-нибудь эти фразы были кому-нибудь нужны), подводит итог субъективации героини, одновременно закольцовывая фильм. От анонимного, написанного на дереве «Я тебя люблю» до безадресного «Я тебя люблю» в конце.