Призыв дядюшки опередил монашеский постриг, отправляя юную Виридиану накануне затворничества в мирской путь за последним приветом своего благодетеля, который, как оказалось, не собирался отпускать её назад, увидев в сиянии глаз красавицы обольстительный образ своей покойной жены.

Он говорил ей: «Будь ты моею, и стану жить я, страстью сгорая! Прелесть улыбки, нега во взоре, Мне обещают радости рая.» И ведь любил же, честно, любил же, веря, что силой к жизни обяжет. Только бессилен пыл его был остановить упрямой девы мыслей старание. Вот и решил Дон в тщетных потугах, смертью своею разбить ей дорогу, чтоб не досталась девичья душа монастырю (накатила слеза).

Уйдя в мир иной, он к наследству призвал сына, которого так не знавал, чтобы соединил опустевший вдруг дом тех, кто моложе и не знаком, что б созидательный яростный пыл милости праздной жар охладил, дав растерявшимся в мире глазам пищу сравнения, где благо, где срам. Жизнь им покажет, как ни кормить, зверя характер не изменить, лишь дел ежедневных заботы и труд, выведут к свету и всё перетрут.

В ужасе боли свалившихся бед дева находит верный ответ, делая выбор, как скажет душа, к миру и к жизни, что так хороша. Это хотел режиссёр рассказать, чтобы любой мог также познать: надо ли верить в далёкое счастье иль лучше просто бороться с ненастьем, день проживая каждый за днём: делают руки, значит — спасён.

URL записи