Неопытный писатель вбивает свою память в жёсткий диск домашнего «пи-си», нервно переживая, что подруга «понесла» и собирается родить, а он растерян, потому, как не знает что делать: не пелёнки и подгузники пугают, а испробованная по молодости беспомощность собственного отца, и Гюнтер вспоминает, как у них не сложилась общая жизнь.

Размышления взрослого, представленные в ощущениях тринадцатилетнего подростка, оказавшегося в дикой западне семейной засады, в окружении опустившегося родителя и его распоясавшихся братьёв, с которыми не может справиться уже престарелая бабка-мать, последними силами тянущая быт, сохраняя хлипкий домашний уклад.

Глазами мальчика, дядьки – настоящий отпад: ни дня без приключений, ни вечера без авантюр – азартные игры, алкогольные пари. Только очередная любовь отца скрипом старой кровати гонит робкий сон, заставляя сына думать о матери, которая давно нашла счастье на другой стороне.

Кругом – фонтан вольницы и фейерверк нахальства, анекдотичные выходки и комичные происшествия, подогретые риском приключения, пивным посвящением прокладывающие путь из полукриминального отрыва, в такую «весёлую» взрослую жизнь, что заканчивается утренним похмельем и тупой беспамятностью прошедшего дня. И не понять, стебутся ли авторы над своим народом, или из чернухи этой лепят зеркало горького фламандского забытья, отрывающегося в тишине глубинки нудистским велопробегом и пенной гонкой, догоняющей умопомрачительный перепой.

В такой трясине – прямой путь на дно, но фантазия и сочинительство, опережая вредные привычки, позволяют Гюнтеру, преодолев отцовский пофигизм, сохранить человеческое лицо и самому вытянуть себя из плена прогнивших дней, сохранив добрую память о родственниках, оставшихся, кто бороться с собою, а кто – тихо влачить такую вот недоделанную жизнь.

Удивительно, но кино обходится без требовательной моральности, предлагая чисто детский взгляд на небывалую пустоту, представляя рассказ в свете наивных чувств постигающего себя ребенка, выросшего и продолжающего изучать себя, уже взрослого мужчину, с опаской и сомнением оглядывающего поросшее быльём прошлое, чтобы, укрепившись в воле, преодолеть сомнительное теперь.

Не поддаваясь словам, кино находит себя в живописном названии, отражающем генеральную линию подобранных для него картин, освобождающих место музыке и звуку, подхватывающим тонкий юмор и грустный сарказм, бодрым соусом заливающих это грустное полотно, оставляющее двойственное ощущение открытости и осторожности, обнажающих трудное прошлое и сохраняющих перспективный оптимизм.

Мельком проходят глубокие мысли, не меняя превалирующий расклад, отводя потехе время и оставляя делу – час, блуждая меж островков рассудочности, являясь, по большей части, необходимостью деликатного порядка, чем авторским желанием что-то кому-то преподать.

Актёрского пыла хватает только на распутные  вольности: в драме они начинают угасать, комкая подкатившую развязку, торопливо сводящую брошенные концы, наговаривая проходной текст, который, утоляя былые печали, несёт неистребимый оттенок позитива, который, по убеждению авторов картины, так или иначе, но всё же должен торжествовать.

PS: фильм будет показан в парке искусств "Музеон" 29 июля с.г. в рамках фестиваля кино под открытым небом Summertime.

URL записи