Мое правило – не читать отзывы о фильме, прежде чем не напишешь свой. Иначе, в голове образуется каша чужих мнений, которая поглотит твоё.
В пятницу мой мир изменился. Мы ходили на «Утомленные солнцем 2. Предстояние».
Фильм жесткий и жестокий, как сама война. Не хочется писать здесь пафосных и высоких фраз, которые всегда сопровождают фильмы о гражданском. Да мне и не хочется. А хочется передать своё ощущение от этого произведения.
Я знаю, что Михалкова будут ругать. Это по-умолчанию. И за что найдут, всегда есть за что. Я не буду писать, что ждала другого фильма. Хотя это действительно так. Но выйдя из кинозала и вновь вернувшись в сегодняшний день, я в него не попала. Как не попала в современность выйдя с «Юноны и Авось». И для меня это главное мерило, того, что есть хорошо, и того, что мы называем искусством. Ведь искусство это то, что трогает. Тронуть всех оно тоже не может. Потому что есть непрошибаемое быдло, которому подавай однодневную ржачку со жрачкой. Кстати, жрачке тут тоже отдельная песнь. Я по привычке (смешная) купила перед сеансом бадью поп-корна, и практически с первых кадров фильма, мне стало как-то не по себе, и до меня дошло, что Этот фильм совсем не поп-корновый. И, что, пожалуй, я впервые в кино именно на таком серьезном, прошибающем фильме о нас. Не о них, о нас. Какой-то он очень наш, невозможно под него жрать.
Потом я вспомнила, что накануне видела интервью с Михалковым где он говорил, что этим фильмом «хотел, чтобы мы вспомнили». До меня опять-таки дошло, что он имел ввиду, о чем он говорил. И вот именно это «дошло» многоразовое еще одно мерило искусства.
Фильм не цельный, он идет словно отрывками, нет единого развития событий. Это моменты войны.
Больше всего меня потрясла сцена после боя. Когда, крупным планом, медленно камера показывает оторванную ногу, фарш из человеческого мяса, где не удается различить, что это было, и наезжает дальше, что это человек, что он еще жив, он лежит и смотрит на нас, и в глазах, его непонимание, что с ним произошло, а оном он слышит, как мама зовет его домой, ужинать, много-много раз. Это крутиться у него в голове, а потом камера отъезжает, а он продолжает вот так смотреть в никуда, и вокруг него десятки мертвых тел, и тут начинается снег, который заметает его, еще недавно на нас смотревшего, и всех их, и поле превращается в привычный нашему глаза, обычный зимний пейзаж. Словно ничего и не было.. И вот в этом кажется уже вся война. Снег замел, и словно и не было этого мальчика, мальчиков, людей, и этого кровавого месива, и вообще войны. Все как обычно, но это не так.
Еще кадры мертвых людей, на чьих руках продолжают тикать часы. И они так настойчиво громко тикают… Кто-то умер, а жизнь продолжается, время не остановилось. Вот в этом всем подчерк художника Михалкова.
Потом далекое село, солнечный день, яркий, красивый. Спелое яблоко на ветке, флоксы у сарая. И немцы сжигающие все население этой деревне в коровнике. У меня сердце застыло.
На утро я была под впечатлением, и сегодня я под впечатлением, на даче, в любой ржавой железке, мне чудились остатки танков, отголоски войны. Я даже вспомнила,как еще не так давно, мы бродя у нашей речки Незнайки, наткнулись на практически ушедшую в землю военную машину. Так что все это было, было с нашими родными, и нам никак нельзя этого забывать.
Так что хулите меня, браните, Михалков мой режиссер.