В ролях: Жерар Депардье, Роман Полански... Композитор - Эннио Морриконе. Производство: Италия-Франция.
Безусловно хороший фильм. Прекрасно снят и прекрасная игра. Хотя не знаю, стала ли бы я смотреть его второй раз: фильм слишком сильно, пожалуй, зависит от структуры сюжета...
Хотя и в первый раз я смотрела его, уже зная сюжет – и тем только более хотела посмотреть. Но все же. Кажется, что фильм очень явственно, даже слишком явственно проводит свою мысль, не оставляет никакой загадки, и непонятно, остается ли там, что искать при втором просмотре. Хотя, возможно, это ложное ощущение.
Фильм подобен некому очень внятному последовательно выстроенному высказыванию. Буквально фильм – о смерти. Но в этом ничего бы не было, если бы это высказывание о смерти не было также высказыванием о жизни, фиксацией экзистенциального опыта.
Экзистенциальная проблема очень существенна. Мне кажется, даже не просто экзистенциальная, а собственно экзистенциалистская (т.е. в полном согласии с принципами данного философского течения первой половины ХХ века): только в маргинальной ситуации, перед лицом смерти человек может в подлинном смысле осознать себя, постичь уникальность собственного существования. Потому что подлинное существование – существование смертное, индивид ограничен в пространстве и времени, и сознавая это, т.е. становясь собственно человеком, он уже не совсем, не до конца жив. Главный вопрос сюжета фильма, вопрос, который комиссар (Полански) задает герою-писателю (Депарьдье): «Кто убит?» Ответ, к которому следует прийти: он сам, писатель, и убит. Он убил себя, покончил с собой. И забыл об этом. И теперь погружен в сумбур суетных воспоминаний, мешающих ему осознать себя и стать самим собой. И уверен, что жив. Каждый уверен, что жив – и поэтому не жив вполне, а растворен во внешнем. Нужно понять, что уже мертв – хотя бы фигурально: понять, что сам есть бытие-к-смерти – и тогда уже в подлинном смысле быть, жить действительно, уникально и неповторимо. Но именно жить. Это мир мертвых, который акцентирует живое, жизненное.
Мне кажется, в современном кинематографе стали на редкость популярны два рода переворачиваний: высказывание о смерти, которое может быть проинтерпретировано как высказывание о жизни, или высказывание о жизни, которое может быть проинтерпретировано как высказывание о смерти. Первый случай скорее дает экзистенциальное раздумье о смысле существования перед лицом смерти, предельно акцентируя границы жизни и смерти, концентрируясь всеми силами на этих границах через попадание в пограничную ситуацию. А второй – погружает в мифическое, потустороннее пространство, стирая границы между жизнью и смертью, вымыслом и реальностью. Этот фильм, конечно, именно первый случай. Поэтому, собственно, и непонятно, зачем смотреть его второй раз: всячески стремясь к проведению границ, он не создает такой иллюзорной реальности, которая бы стирала свои границы с «реальной» реальностью вокруг и поглощала бы в себя. Наоборот, он активно выбрасывает из иллюзорного мира кино к реальности подлинного жизненного действия, то есть выступает против себя же, устраняя себя как иллюзию.