Главный герой фильма Стивен с детства полагал целью своего существования соответствие неким идеалам бытия, которые он честно и с энтузиазмом разыгрывал, честно ведя при этом двойную жизнь. Не то что б он был такой лицемерной гнидой – просто не мог найти своего лица, ни одно из них не было по-настоящему его. Где-то в начале фильма ломается единственная надежда Стивена как-то определиться с тем, кто же он на самом деле такой: мать, отдавшая его в младенчестве приемным родителям, хлопает дверью у него перед носом. Вопрос «кто я, и зачем живу?» повисает в воздухе, а герой тем временем продолжает играть роль, какая играется.
Как бы там ни было, привычка убедительно вживаться в искусственные роли очень ему пригодилась, когда он решает, что нужно срочно иметь много денег (потребность, тоже до определенной степени навязанная конкретной ролью). Из Стивена получается очень успешный мошенник и аферист, причем не столько за счет хитрости, сколько за счет того, что для него это так естественно – быть на публику. Благодаря этому он с фантастической легкостью пудрит мозги самым подозрительным людям, а даже те, кто успел на чем-то его подловить, и не подозревают о масштабах обмана.
В соответствии с этой особенностью главного героя, создатели весь фильм то и дело с упоением обманывают зрителя, заставляют его ожидать одного, потом делают вид, что на самом деле там другое, а в результате бьют по голове чем-то совсем третьим. Трагические сцены оборачиваются чуть ли не фарсом, одна эмоция выдается за другую, юмор перетекает в нечто предельно аморальное, чтобы в конце оказаться красотой, и наоборот.
Однако за всеми этими веселыми сюрпризами и переодеваниями – сплошная зыбкость вместо личности, которой нельзя не ужаснуться. Герой МакГрегора – и без того человек тревожный – имея дело со Стивеном, от такой ненадежности взвыл не раз:
«Все, что, ты делал, было ложью и игрой, и я совершенно не знаю, кто ты на самом деле. Но самое грустное - это что ты сам не знаешь, кто ты». (Цитата неточная, по памяти.)
Так герой Кэрри понимает, что на самом деле он – никто. Все попытки избавится от искусственных идентичностей оказались тщетными: он не может не быть кем-то придуманным, он не может быть просто собой, <i>ему некем быть</i>, он может только быть кем-то, кем он должен быть для других людей, в зависимости от того, что ему от (или для) этих людей надо.
Но в нем есть нечто, единственное, настоящее, нечто свое – это что-то только и является тем ядром, которым он себя определяет, из которого состоит вся его личность. Уже по данному описанию можно бы понять, о чем идет речь, однако я лучше буду пошлить и много раз повторять «нечто», потому что формулировать это буквально было бы еще большей пошлостью. А в фильме, к сожалению, это как раз и делают: в какой-то момент герой вслух произносит главное, то, что зритель уже сам успел увидеть и почувствовать. И хотя я считаю это серьезным проколом, потому что прямо называть главную мысль в картине часто значит резко её обесценить, однако это не меняет того факта, что зритель все же самостоятельно приходит к нужному осознанию. Конечно, зрителю это не больно-то сложно и не требует глубокой рефлексии, но этот внутренний процесс наделяет происходящее на экране глубокой искренностью, которую я лично не могу не оценить. Эта искренность непоколебимо и осязаемо просвечивает через хмарь и морок наигранной обманчивой жизни, в которой вертится главный герой, и чем глубже он вязнет в порождениях собственной лжи, тем сильнее ощущается подлинная реальность хрупкой нематериальной субстанции, в которой и есть весь настоящий Стивен.
Простите за кривые буддийские аналогии, если вы их тут видите, но, пожалуй, прибегнуть к ним в данном случае в большой степени правомерно, потому что в фильме этим мороком, наваждением, этой постылой ложью представлена такая жизнь, которой живет – или пытается жить - большинство из нас. Главный герой не наркоман, не эскапист, не фанатик, его заблуждение не маргинально, все его ложные образы – это образы нормального человека (в разных системах ценностей), всеми своими масками он стремится изобразить идеал нормального. То это примерный семьянин и стражник закона, то прожженный пидарас, спускающий за час больше денег, чем семьянин заработал за всю жизнь, то это самоотверженный менеджер, добивающийся процветания своей компании, то это гениальный и образованный адвокат – и еще много чего. Он, может, не против бы и вправду этим быть, но ничем из этого он на самом деле не является, тут поневоле обман. …Как и все люди по жизни то и дело играют чьи-то роли – либо, если у нас это не получается, мы, во всяком случае, чувствуем саму необходимость что-то играть.
Конечно, случай Стивена – сильно гиперболизированный, ведь это практически совсем пустой человек. Все, что для многих является настоящим, для него может быть только наносным. Но в каком-то смысле совсем пустой человек – совсем свободен. У него есть нечто великое и крошечное, что поместится в любую маску, какую бы он не захотел напялить, и не погибнет даже от самой вопиющей противоестественности – это его настоящее. И оно озаряет и оправдывает ту жестокую иронию, с которой он пускается во все новые и новые обманы.
По режиссуре фильм не идеален – в нем есть два, на мой взгляд, крупных прокола (один – уже описанное выше называние вещей, о которых лучше бы не вслух; второй – слишком затянутая череда неудачных попыток побега, на которой сюжет провисает) и много мелких шероховатостей. Фильм снимали авторы сценария, поскольку профессиональные режиссеры где-то по ходу дела заниматься этим отказались. Но мне видится нечто трогательное во всей этой неотшлифованности: где-то невнятность, непроработан образ или отдельный фрагмент сюжета, где-то наивность, где-то грубо – но мысль за всем этим стоит живая и настоящая, и взгляд на историю предложен свежий, энергичный, незаштампованный. От нас не просят, чтобы мы оценили это как продукт развлекательной индустрии (а это бросается в глаза даже в лучших произведениях кинематографа), нам предлагают посмотреть и пережить историю.
Очень много фильму дала серьезная и вдумчивая работа актеров – чувствуется, что этот по многим обстоятельствам сомнительный проект был им действительно интересен, оба вложились как следует. Интересно заметить, что Джим Кэрри, знаменитый своим изощренным кривляньем, здесь выходит, по-моему, на новую для себя степень драматической игры, когда даже откровенные кривляния в его исполнении перестают восприниматься как клоунада: это герой кривляется, а не Джим Кэрри.
Мне кажется, если бы с самого начала фильм снимал профессиональный режиссер, он мог бы быть и получше, однако если теперь взять, допустим, и переснять его с соответствующей командой, результат, скорее всего, будет проигрывать тому, что мы имеем сейчас. Все, что надо было, там сказано, и технические неровности не мешают это воспринять, оценить и вынести с собой из зала кинотеатра. Так, во всяком случае, было со мной, чего и вам желаю.
Хотя тут, понятно, будут определенные трудности.
Как и у любого хорошего «неголубого кино о голубых» (как я это называю), фильм многими не будет оценен по достоинству. Определенно, людям, которые плохо воспринимают гомосексуализм, это смотреть не стоит – однако хочу подчеркнуть, что это проблема людей, а не фильма, это людям необходимо начать более открыто мыслить, а оправдывать хорошее кино перед мракобесием морально закостеневших архаических невежд в наше время уже как-то странно.
Я рада, во всяком случае, что у нас этот фильм вышел на большие экраны (пусть его и не смотрит почти никто), хотя у него даже в США и даже на этапах создания, не говоря уж о прокате, были такие проблемы.